– Вы и так совсем как весенний цветок.
– Отлично, Фермин, этот комментарий звучит уже куда лучше. Потом я отправлюсь ужинать с сестрой, которая приехала ко мне в гости. А вы не хотите к нам присоединиться?
– Мне тоже придется намазаться кремом?
– Нет, будет достаточно, если вы перемените рубашку.
– Хорошо, только позвоните и скажите, куда соберетесь идти.
– Договорились. Да, я, понятное дело, рассчитываю, что остаток дня вы будете работать за двоих!
Он с философским видом поднял брови. Смею предположить, что такая мина обычно была у Сократа. Зачем я его пригласила? Ведь при нем нам с сестрой не удастся откровенно поговорить. Да, думаю, именно поэтому и пригласила. Кроме того, ей ведь хотелось разобраться в мотивах некоторых мужских поступков, вот я и приведу ей мужчину что надо – пусть изучает, пусть расспрашивает.
Аманда уже поджидала меня у входа в салон красоты. Темные очки скрывали покрасневшие от слез глаза. И почему, интересно, мы, женщины, по любому поводу плачем до полного обезвоживания организма? Неужели не существует другого способа выплеснуть свое горе?
– Ты ревела? – задала я бессмысленный вопрос.
– Нет! – соврала она.
– Значит, это климат Барселоны так жутко действует на твои глаза. Ну, ничего, там внутри справятся с чем угодно. Готова?
Она безвольно улыбнулась, и мы перешагнули порог салона, где занимаются защитой бастионов нашего тщеславия и наших иллюзий.
В массажном кабинете я попала в руки крепкой как дуб девицы. Лежа на кушетке, голая и беззащитная, я вдруг подумала, что чем-то похожа на труп в морге, и сразу напряглась. Мускулистая девица мгновенно это почувствовала и попросила, чтобы я ей немного помогала.
– Почему вам никак не удается расслабиться?
А почему, интересно знать, она считает, что я должна расслабиться? Чтобы явиться сюда, я бросила важную работу, у моей сестры разладились отношения с мужем; кроме того, я совершенно не привыкла, чтобы кто-то так по-хозяйски обращался со мной, словно я – это всего лишь тело без признаков воли. Наверное, подобные мысли привели к тому, что мускулы мои еще больше напряглись. Массажистка прервала работу и наклонилась, стараясь заглянуть мне в глаза:
– Скажите, а сколько времени вами никто не занимался?
– Ну, знаете!.. Заниматься мною…
Да, она застала меня врасплох.
– Почему вы никак не хотите поверить, что достойны того, чтобы кто-то вами занялся, чтобы кто-то о вас позаботился? Я совершенно серьезно говорю: поверьте, вы того стоите, точно стоите.
Я глупо улыбнулась. И почувствовала себя полной дурой.
– А разве вы стали бы возиться со мной, если бы вам за это не платили?
– Разумеется, и с удовольствием! Но дело совсем в другом. Дело в том, что вы имеете право на передышку, вы должны убедить себя, что можете потратить и на себя какое-то время, пойти на массаж, целый день посвятить себе самой, если угодно. Нельзя вечно выбиваться из сил как ломовая лошадь да еще чувствовать себя кругом виноватой. Вот правило, которое все мы, женщины, должны раз и навсегда усвоить.
Речь шла, вне всякого сомнения, о психологическом приеме в работе с клиентками, которому ее обучили. А может, и нет, какая разница! Может, я имела дело с потерявшим работу психоаналитиком… Но она была права. Сколько уж времени обо мне никто не заботился? А сама я о себе? Последний случай, когда кто-то действительно проявил обо мне заботу, произошел в баре – там хозяйка предложила мне работу на кухне. Ну и что тут такого? Да не нуждаюсь я в ничьей заботе, сама могу о себе позаботиться или, в крайнем случае, заплатить за чужие старания. Но эта крепкая девица была все-таки права. И я расслабилась.
Когда сеанс закончился, я чувствовала себя словно заново рожденной. От всего сердца поблагодарила ее и, забыв всякий стыд, прикрывшись лишь маленьким полотенцем, отправилась в сауну. Аманда была уже там, полускрытая густыми облаками пара. На мраморных лежанках растянулись еще три или четыре женщины разного возраста.
– Ну, как дела? – спросила я.
– Гораздо лучше. Если провести здесь еще пару часов, я вообще забуду, что когда-то была замужем.
Я сделала ей знак говорить потише, потому что нас могли услышать. Она в ответ только пожала плечами, ей это было безразлично. И я тотчас поняла почему: одна дама, которой было хорошо за шестьдесят, ответила с закрытыми глазами:
– Счастливая вы! А я вот уже тридцать пять лет как замужем и ни разу ни на миг не могла забыть об этом.
Со всех сторон послышался смех, и голые женщины чуть привстали со своих лежанок.
– Но вас-то муж, насколько я поняла, не бросал? Правда?
– А вас, дорогая? Неужели вас бросил муж?
Это было немыслимо, я не верила своим ушам: моя родная сестра готова была рассказать незнакомым женщинам о своих семейных неурядицах. Но сеанс публичных откровений – это было еще не самое худшее; куда хуже было то, что все они – не важно, старые или молодые, – совершенно искренне заинтересовались ее историей, а потом по очереди, и как нечто само собой разумеющееся, стали рассказывать случаи из собственной жизни, после чего пылко и называя вещи своими именами принялись обсуждать мужчин, их наглость и грубость, их внутреннюю слабость и неспособность трезво оценивать свой возраст… Думаю, даже на бойне мне не удалось бы наблюдать более профессиональную и основательную разделку туши. К счастью, мое молчание было воспринято с пониманием. Надо признаться, я никогда в жизни не смогла бы выдавить из себя ни слова, чтобы поучаствовать в подобном суде Линча. Но в конце концов одна из дам глубоко вздохнула и словно нехотя выдала:
– Так-то оно так, но ничего тут не поделаешь – мужчины они такие, какие есть.
Остальные дружно ее поддержали, и как по мановению волшебной палочки на смену проклятиям и насмешкам пришли высказывания, в которых теперь слышалось скорее одобрение, а на смену горькой иронии явились шутки, с каждым разом все более раскованные. Дискуссия в сауне завершилась бойкими суждениями о длине и толщине мужского полового члена. Оказавшись вдвоем с Амандой, я не удержалась от упрека:
– Ну как ты могла, при всех?..
– Послушай, Петра! Как ты думаешь, чем занимались римские матроны в своих термах? Это только продолжение давней традиции.
– Мне такого не понять, прямо тебе скажу.
– Наверное, ты слишком много времени проводишь в мужском обществе. Мы, женщины, имеем обыкновение говорить то, что чувствуем, и в этом нет ничего стыдного. Или ты считаешь иначе?
– Нет, стыдного ничего нет, но говорить о сокровенном, о личной жизни…
– Все это сказки, придуманные для того, чтобы мы в одиночестве пережевывали свои несчастья.
Нет, это было выше моего понимания. Вполне возможно, моя сестра говорила правильные вещи, но я была не способна так себя вести. Слишком много времени в мужском обществе, слишком много одиночества? Что мы выигрываем, если молчим? И что теряем, если так откровенно выплескиваем все наружу? Ответа на эти вопросы у меня не было, но как бы там ни было, я предпочитала крайне скупо делиться с окружающими сведениями о своей личной жизни.
