Я рассмеялась и наконец доела свой чулетон
[17]. Пока мы ждали кофе, младший инспектор сказал:
– А вы знаете, что здесь частенько ужинал Хемингуэй?
– Да, и напивался.
– Эх, какие времена были! Тореро, Ава Гарднер, игорные дома, роскошные автомобили…
– Чистая мифомания, и ничего общего с реальностью все эти легенды не имеют. А вы заметили, кстати, что сейчас в Мадриде кругом только и видишь служащих международных компаний и министерских чиновников?
– Ничегошеньки-то вы не понимаете, инспектор, никакого полета воображения! Хемингуэй был мужиком что надо.
– Образованный турист.
Гарсон принялся ворчать себе под нос:
– Да уж, конечно, и Ава Гарднер – всего лишь миленькая девушка. Главное – сказать что-нибудь поперек, и больше ничего.
Я внимательно на него посмотрела. Никогда не слышала, чтобы он так мечтательно говорил о подобных вещах. А еще я подумала, что когда-то Гарсону страшно хотелось прогуляться по Гран-виа с какой-нибудь красоткой, или побывать на премьере фильма вместе со знаменитыми актерами, или стать прославленным тореро, чтобы в его уборной толпились американские миллионерши, накачавшиеся виски и сходившие по нему с ума. Но если такие мечты и преследовали его когда-то, все это, разумеется, осталось в далеком прошлом, и сегодня Гарсон – просто пожилой мужчина, падающий с ног от недосыпа и болтающий о славном прошлом, которого он и знать-то толком не знал.
– Я бы вам посоветовала отправиться в гостиницу и устроить себе сиесту. А я позвоню, когда покончу с делами на телестудии. Договорились?
– Я приехал сюда работать.
– Отлично. Тогда это будет не совет, а приказ. Не хочу весь остаток дня терпеть ваше дурное настроение только из-за того, что вы не выспались.
Ему пришлось подчиниться. А я вернулась на студию “Телетоталь”, где меня уже дожидалась милая Магги.
Как легко догадаться, за прошедшее с нашей утренней встречи время манеры ее лучше не стали. Она едва кивнула мне в знак приветствия и повела в архив. Он помещался в маленькой комнате, где стоял один стол с компьютером. По стенам высились стеллажи с архивными материалами. Магги уселась перед монитором и спросила:
– Так чего вам надо-то?
Я закурила и бросила на нее уничтожающий взгляд. Сделала одну затяжку, вторую… И продолжала молчать. Она впервые занервничала.
– Что-то не так? – спросила Магги, и в тоне ее поубавилось наглости.
– Послушай, Магги, мне тоже не слишком нравится наша жизнь, и меня тоже выводят из себя некоторые радости нашей цивилизации. Так вот, поскольку сама я человек не сказать чтобы добрый и мягкий, буду тебе весьма признательна, если ты сменишь тон и начнешь наконец мне помогать. Иначе я могу заподозрить, что ты каким-то боком причастна к убийству Вальдеса и пытаешься ставить мне палки в колеса.
– Я? Да мне все…
– Да, знаю, все это тебе до фени, но ты готова всячески мне содействовать. Только скажи на милость, какого дьявола я буду пытаться что-то найти в этом компьютере, если не имею понятия, что там есть. Это ты должна сориентировать меня, ты должна подумать и выбрать те случаи, которые вызвали скандалы или резкие протесты, иначе говоря, которые сильно кого-то задели. Понятно излагаю?
– Да, – ответила Магги, и во взгляде ее я уловила что-то новое. Наконец до нее дошло, что я не собираюсь с ней чикаться. Она почувствовала, что я умею как следует надавить, и это ей, безусловно, понравилось.
– Ладно, вас устроит, если мы вернемся на три месяца назад?
– Отлично, три месяца – подходящий срок, если кто-то решил убить Вальдеса за то, что тот нагородил в своей программе.
– Тогда оттуда и начнем.
Она вытащила грязную жвачку из потрепанного кармана и, принявшись энергично жевать, застучала по клавиатуре. Только теперь я заметила, что мочку ее правого уха украшали две серьги в виде черепов. В левой мочке среди множества сережек выделялась одна – в виде двух скрещенных костей.
– Сейчас посмотрим, – сказала она, – у кого из этих ублюдков случилась буза с шефом.
Магги не особенно следила за своей речью, и это дало мне надежду, что настроение ее переменилось и она включилась в работу. Я опять закурила, мне стало как-то спокойнее.
– А вы, видать, из тех, что решили погубить свои легкие! – бросила она.
– Забудьте о моем здоровье и сосредоточьтесь, Магги.
– Меня зовут Мария Магдалена, но, как сами понимаете, с таким имечком жить стремно, вот я и превратилась в Магги.
– Понятно.
– Это я к тому, что, может быть, вы предпочитаете звать меня настоящим именем, полицейские, они же, в общем-то, дремучие…
Я сосчитала до трех и только после этого заговорила:
– Довольно, Магги.
Она пожала плечами, показав таким образом свою непрошибаемость. Наверное, привилегию называть ее Магдаленой она считала знаком высшего доверия, но мне вряд ли хотелось вставать с ней на более дружескую ногу. Я слышала, как она напевала что-то, ни на миг не прерывая свои поиски. Наконец Магги выбрала из архивов материал, который решила вывести на экран, и прочитала:
– Беатрис дель Пераль. Вот она тут. Знаете, кто это?
– Понятия не имею.
– Та еще штучка. Исполнительница испанских танцев. Только не подумайте, не из тех, что танцуют во всяких там конкретных ансамблях. Она из совсем захудалых. Фламенко для туристов, ну, там “Иисус за мной стоит” и прочая лабуда, хотя, как я узнала, сама-то она и вообще родом из Галисии
[18]. Смехотища!
– Так и что с ней случилось?
– Она прославилась тем, что закрутила роман с Эрминио Кастельо, банкиром. Уж не знаю, что он в ней такого нашел, но вроде бы готов был бросить из-за этой танцовщицы жену. А тут нам кое-кто и свистнул, что видели пару раз, как она вечерком выпивала с одним придурком с дискотеки. Стала я разнюхивать, но ни в одном агентстве подходящих фотографий не нашлось. Ну, тогда, значит, Вальдес пообещал мне премию, если я их надыбаю. Мы с моим приятелем и занялись этим дельцем – терпения нам не занимать! Ходили за ней по пятам и через пару месяцев все-таки своего добились. Я засняла ее в обнимку с красавчиком, да он еще при этом руку свою ей в вырез платья запустил. Улет!
– Ну а потом что было?
– Да ничего особенного. Отнесла я фотки шефу, он состряпал репортаж. Показали все в передаче. И шуму вышло ужас сколько, потому что банкир с этой бабой строили из себя влюбленных и всюду светились вместе, интервью направо и налево давали. Ну, понятное дело, свадьба накрылась, плясунья осталась с носом, а банкир сильно обозлился, хотя и молчал в тряпочку. Над ним ведь вся страна потешалась. В банке его выперли из административного совета, на него и так там косо смотрели, когда он начал в журналах маячить со своей шлюхой, но наша передача стала последней каплей. Ну как вам? Печатать?
