Когда я завершу это дело, если только это дело когда-нибудь завершится, попрошу у комиссара Коронаса месячный отпуск – чтобы получился целый месяц подряд. И отправлюсь в монастырь. В такой, где сдают комнаты с едой. Буду гулять на природе. Читать полное собрание сочинений Пушкина – это в моей интеллектуальной биографии лакуна, которую пора ликвидировать. Буду наблюдать за поведением муравьев в муравейнике, если, конечно, мой отпуск не случится зимой. Попрошу монахиню, отвечающую за обслуживание постояльцев, чтобы еду мне приносили в келью. Если увижу кого в коридоре, отвернусь, избегая даже приветствий. А если за месяц такая жизнь мне понравится, поступлю монахиней в эту общину. Хотя, разумеется, для меня подобное решение будет очень тяжелым. Я не верю в Бога, не смогу выполнять обет послушания, молиться, вставать в пять утра, не смогу стать полноценной частью общины. Не говоря уж об отказе от книг, музыки, сигарет, виски и кофе.
В конце концов я даже додумалась до того, что должны существовать монастыри для мирян, людей слегка измученных жизнью, для тех, кто любит одиночество, но не готов отказаться от земных благ и удовольствий. А как там будет обстоять дело с сексом и любовью? Неужто и от них придется отказаться, чтобы монастырь за три дня не превратился в бордель? А на какие деньги будет существовать община? Откуда берут деньги монахи и монахини? Изготовляют сладкие напитки и вышивают крестиком? Как добыть денег? Это будет главной проблемой – как всегда, впрочем. Деньги, деньги, деньги, деньги. Я снова вернулась мыслями к расследованию. Интересно, добился ли чего Молинер от министра? Мы договорились встретиться в девять в гостинице, где для него тоже забронирован номер. Тогда он все и расскажет… Вернувшись к реальности, я огляделась по сторонам. Где я нахожусь? Кто знает. Кажется, заблудилась.
Я остановила такси и дала водителю бумажку с адресом Хасинто Руиса Норуэлла. Было уже почти пять. Не хватало только опоздать. Таксист попытался было завязать беседу:
– Как вы думаете, будет дождь?
– I don't speak Spanish
[22], – ответила я.
Главное – не позволить ему втянуть меня в разговор, ведь от дождя он перейдет к засухе, от засухи к личной жизни, потом начнет рассказывать о терзаниях своего несчастного сердца, чтобы под конец спросить: ну и что вы про это думаете? К чертям собачьим человеческие отношения! Слава богу, все прошло гладко, и таксист не сказал мне даже “до свидания”.
Гарсон поджидал меня рядом с комнатой консьержки, на лице его сохранилось скорбное выражение, какое бывает у человека, задетого за живое.
– Маркиз нас ждет.
– Возражений с его стороны не было?
– Нет, наоборот, сразу сообщил, что и сам хотел обратиться в полицию, а тут мы ему как раз и позвонили. Он хочет что-то рассказать.
– Что именно?
– Понятия не имею.
– Занятно, вам не кажется?
Он пожал плечами, но своего мнения не высказал, видимо, на фоне наших взаимных обид это показалось ему излишней вольностью. Я решила набраться терпения и подавила вздох, поскольку хуже всего переносила такие вот немые упреки младшего инспектора.
Нам открыла очень старая служанка. Она провела нас в гостиную, где мы увидели обитую кретоном мебель, картины на религиозные темы и всякие bibelots
[23].
– Остатки былой роскоши! – заметила я.
Гарсон в ошеломлении рассматривал большую картину – на ней был изображен архангел Михаил, пронзавший копьем дьявола. Поверх римской туники на архангеле были надеты сверкающие доспехи, а его светлые кудри развевались по ветру, что усиливало драматизм ситуации.
– Небось, кучу денег стоит! – сказал мой товарищ.
– Только если учитывать возраст картины… потому что художественной ценности она не имеет.
Он опешил:
– Никакой?
Мы встали и подошли поближе к полотну.
– Никакой. Обратите внимание на размеры дьяволовой головы, пропорции нарушены, видите? Кроме того, цвета очень гладкие. А что вы скажете про руки архангела? Только посмотрите, как неумело они нарисованы! Скорее всего, автор – какой-нибудь местный художник, из обычной кастильской деревни, писавший на религиозные темы.
– А!
– Когда у вас возникают сомнения по поводу качества картины, всегда смотрите, как автор справился с руками и ногами. Это верный ориентир. Хотя для абстрактной живописи такой подход не годится, и там вам могут впарить любую мазню.
– Мне ее впарят в любом стиле.
– Вряд ли.
– Ведь я человек необразованный, мне не довелось изучать историю искусств. Неужто забыли?
Он посмотрел на меня с укором. Я почувствовала ярость. И готова была убить его на месте. Но не успела, так как за нашими спинами раздался голос:
– Вам понравилась картина, правда? В нашей семье она находится вот уже двести лет, но есть и постарше. В моем загородном доме имеется еще несколько любопытных полотен.
Хасинто Руис Норуэлл предстал перед нами в тщательно продуманном облике плейбоя: бежевые брюки, блейзер и шелковый платок, завязанный на шее под сильно выступающим кадыком. Молодой блондин спортивного сложения… Понятно, что он прямо просится на любую рекламу. Но тон у него был невыносимо, до карикатурности пижонский. Мне даже почудилось, что это он нарочно перегибает палку.
– Добрый день, сеньор Руис, мы хотели бы с вами побеседовать.
– Знаю, инспектор, знаю. Позвольте узнать вашу фамилию?
– Деликадо.
– Отлично, инспектор Деликадо, и я тоже мечтаю побеседовать с вами. На самом деле я решил подождать еще несколько дней, а потом сам бы явился в комиссариат. По-моему, все это уже выходит за рамки дозволенного.
– Была бы признательна, если бы вы объяснили свои слова.
– Охотно. Судите сами, вы пришли сюда, поскольку подозреваете меня в убийстве журналиста Вальдеса. Так ведь?
– Как нам стало известно…
– Понятно, понятно. И у меня действительно были причины, чтобы убить эту свинью, но я его не убивал, вот в чем дело. Мало того, я мог бы здорово ему напакостить, доставить большие неприятности, но не захотел. Такая вот история. Сейчас объясню. Как вам известно, я человек публичный, поэтому часто сталкивался с Вальдесом. Даже участвовал несколько раз в этой его программе на телевидении. Я прекрасно понимал, что он за тварь, но в нынешние времена человек здорово зависит от СМИ. Понимаете, о чем я?
– Полагаю, что да.
– Так вот, во время одной из наших с ним встреч я поделился с Вальдесом чрезвычайно ценной информацией. Рассказал, что у министра здравоохранения есть в Барселоне любовница.
