Чтобы пройти через пост охраны в редакцию газеты “Универсаль”, было достаточно предъявить наши полицейские жетоны. Несколько труднее было добиться, чтобы нас принял главный редактор. Звали его Андрес Ногалес, и, видимо, как раз в то время он проводил совещание, поскольку нам пришлось ждать его около получаса. Но мы не спешили, мы собирались побеседовать с ним и спросить, нет ли среди сотрудников редакции человека, чьи приметы совпадали с приметами мужчины, завтракавшего с Вальдесом в кафе “Глория”. Однако планы наши резко переменились, едва мы увидели Ногалеса. К нашему огромному удивлению, он сам полностью соответствовал описанию, полученному от хозяина кафе: высокий, элегантный, в очках без оправы, возраст – около пятидесяти. Гарсон бросил на меня молниеносный взгляд, и я слегка прикрыла глаза в знак того, что сигнал принят. Но мне было трудно вот так сразу сообразить, как вести себя дальше. Неужели мы наконец-то встретились лицом к лицу с убийцей Вальдеса? Нет, подумала я, надо действовать осторожно и не спешить с выводами. Главный редактор газеты – это не какой-нибудь проходимец, которого можно запросто прижать к стене без малейших доказательств его вины. Я не знала, с чего начать, но впечатление у меня с первого взгляда сложилось такое, что разыгрывать перед ним спектакль было бы непростительной ошибкой. Гарсон продолжал молчать, словно воды в рот набрал, пока мы усаживались в кресла перед массивным редакторским столом. Андрес Ногалес улыбнулся и радушно развел руками, но жест этот выглядел очень хорошо отрепетированным.
– Чем могу служить нашей любимой полиции?
Это был либо ироничный светский стиль, либо хозяин кабинета нервничал. Оба варианта были мне выгодны. Я тоже улыбнулась в ответ:
– Мы хотели бы поговорить с вами.
– О чем-то конкретном?
– Нам понадобились некоторые разъяснения касательно журналистской практики.
– Я знал, что мы нередко приближаемся к опасной границе, но всегда считал, что сама по себе журналистская практика – это еще не преступление.
– Конечно нет. Единственное, о чем мы хотели бы вас попросить, так это внести ясность в вопрос о ряде принятых в журналистике методов.
– Например?
– Например, как ведутся так называемые журналистские расследования.
Он засмеялся:
– Инспектор, побойтесь бога, вы ведь не с младенцем разговариваете.
– Что вы хотите сказать?
– Что только одно это и может интересовать полицию в работе всякой редакции. На самом деле к журналистским расследованиям все и сводится, а остальное – исключительно функция агентств, и вы сами знаете, как они работают.
– Прекрасно, тогда скажите, ваши журналисты сами ведут расследования или вы нанимаете людей со стороны?
– Послушайте, я тоже обожаю играть в разные игры, но прошу вас, давайте вести себя здраво. Я главный редактор газеты общенационального уровня, много о чем осведомлен и много с чем сталкиваюсь. Неужели вы думаете, что я поверю, будто вы явились сюда, дабы поинтересоваться нашими профессиональными методами в целом? Вот так, между прочим. Поэтому я не намерен вслепую обсуждать с вами вопросы, которые, как вам известно, считаются профессиональной тайной. Вы расследуете конкретное дело, можно поинтересоваться, какое именно?
– Убийство Эрнесто Вальдеса.
– Отлично, так-то будет проще. Дайте подумать… Эрнесто Вальдес, Эрнесто Вальдес… Да, конечно, автор из гламурных журналов. Его убили в Барселоне, правильно? Что-то слишком далеко от места преступления вы отъехали.
– Есть человек, который видел, как Эрнесто Вальдес незадолго до смерти входил в вашу редакцию. Хотелось бы выяснить, какие у него были здесь дела. Мы пытаемся проследить все его последние шаги.
– Вальдес здесь, у нас? Не знаю, не знаю, меня бы это удивило, но я конечно же не слежу за всем, что происходит в каждом нашем отделе. Возможно, он давал интервью или принес какие-то сведения о журналах, с которыми сотрудничал… Подождите, сейчас мы внесем в ваш вопрос ясность.
Он позвонил по внутреннему телефону и при этом сообщил нам, закрыв ладонью трубку:
– Я связался с архивным отделом. Они в курсе того, что мы печатали в последнее время. Может, там…
Он запросил нужные ему сведения, настойчиво велел их перепроверить, но, естественно, получил отрицательный ответ. Минут через пять он повесил трубку.
– Нет, вас ввели в заблуждение. Вальдес не заходил к нам в “Универсаль”. Мало того, как мне только что сказали, он вообще никогда в нашей редакции не появлялся. Все мы журналисты, но работаем очень по-разному, понимаете?
– Кажется, да. Что ж, нам не повезло.
– Это все?
– Боюсь, что да.
– Инспектор, я сейчас дам вам один совет и надеюсь, вы примете его без обиды. Если у полиции появляется некая информация и нужно с ней разобраться, вам незачем встречаться непосредственно со мной. Моя секретарша или любой из редакторов помогут вам не хуже меня. Только не подумайте, будто я не хочу с вами сотрудничать, у меня очень хорошие отношения с полицией; мало того, я поддерживаю постоянную связь с министром внутренних дел, с вашим то есть министром. Но на самом деле я всегда слишком занят…
– Отлично вас понимаю.
– А от кого вы, кстати, получили эту информацию?
– Простите, сеньор Ногалес, но и я тоже имею право не раскрывать служебные тайны. Надеюсь, вы понимаете…
– Разумеется. Я провожу вас до выхода.
– А мы могли бы пройтись по редакции? Мы никому не станем мешать, но мне, если честно, очень любопытно узнать, что представляет из себя газета изнутри.
В первый раз я заметила тень сомнения на его лице. Но он быстро принял решение:
– Я попрошу мою секретаршу послужить вам гидом.
– Великолепно! Будем вам искренне признательны.
Пока мы ждали секретаршу, Гарсон буркнул мне на ухо:
– Ну и тип! Прямо облагодетельствовал нас.
– Молчите, Фермин, – прошептала я. – Будем вести себя очень мягко и очень вежливо. И смотрите в оба, вдруг заметите кого-то, кто подпадает под то же описание, что и Ногалес. Это мы должны непременно проверить.
Но проверка не дала никаких результатов. Ни одного человека, отвечающего вербальному портрету, сделанному хозяином кафе, мы больше не встретили. Нужным нам персонажем был Андрес Ногалес – и я была бы готова прозакладывать свою добродетель, сохранись она у меня, что тут мы не ошибались. Уверенность моя была столь твердой, что, покидая редакцию, я задумалась, а не даем ли мы виновному шанс скрыться. Но спешить было нельзя, ведь пока у нас в руках не имелось против Ногалеса ничего конкретного, мало того, не имелось даже четкого представления о характере его преступления.
Мы поехали в мадридский комиссариат, где работал Молинер. Я попросила, чтобы поставили на прослушку телефон Ногалеса и чтобы за ним установили наблюдение, а еще – чтобы какой-нибудь полицейский подежурил рядом с редакцией и сфотографировал главного редактора. Потом мы вернулись в гостиницу. Если мои подозрения окажутся в конечном итоге обоснованными, при таких мерах я могла чувствовать себя спокойно, ведь рисковать мы не имели права ни в коем случае.
