– Поклянись мне на твоем оружии, – Марк кивнул на меч у пояса Хельги, – что вы показали мне все захваченное в Таматархе и ничего не утаили.
– Иди за мной.
Хельги привел его к своему шатру, где снаружи возле полога были сложены пять больших ларей. На одном сидела Пестрянка, прикрываясь краем шелкового покрывала от солнца, и ожидала, чем закончатся переговоры.
– Это доля моей жены, – пояснил Хельги, показывая на лари. – Она была исключена из общего дележа, поскольку отвага королевы дала нам всем возможность войти в город. Желает ли стратиг Кирилл, не бывавший в городе, получить половину имущества женщины, от которого отказались побывавшие там?
Пестрянка одарила Марка высокомерным взглядом.
– Если стратигу Кириллу нужна половина моих платьев, он получит их, – надменно заверила она.
Как ни мало развито было воображение доместика фемы, даже он невольно увидел стратига Кирилла, одетого в женское платье. И покачал головой:
– Твои платья нам не нужны.
– Значит, дело наше закончено, – с удовлетворением завершил беседу Хельги.
А угрюмые русы все так же молча стояли вокруг, и от их взглядов даже под жарким солнцем пробирала дрожь.
* * *
В гавань Асмунда привезли на повозке: он не мог стоять на ногах, хоть и был в сознании. От удара голова кружилась и болела, при попытке выпрямиться его начинало мутить. Его спутники со связанными руками шли возле повозки, под охраной двух десятков стратиотов.
Русские лодьи уже стояли у причала. В одних лежала увязанные в шкуры и мешки добыча – на веревках болтались свинцовые печати стратига, – в других сидели самкрайские христиане и епископ. Хельги сам приехал со своей ближней дружиной и с Селимиром совершить обмен; было неосторожно появляться в Сугдее самому одновременно с Асмундом, но он посчитал свой долг важнее осторожности. А заодно ему требовалось кое-что посмотреть. Под шелковым хазарским кафтаном у него была кольчуга и пластинчатый доспех.
Увидев, что пятеро спутников Асмунда, в том числе Вермунд, стоят возле повозки, а самого Асмунда не видно, Хельги переменился в лице. Никодиму скрам в бок и за борт в волны гавани – одно мгновение… Но тут Вермунд бурно закивал ему – иной знак подать мешали связанные за спиной руки, – и показал плечом в повозку.
– Раннульв, – Хельги бросил быстрый взгляд на товарища, – ступай на причал и посмотри, что с ним.
Раннульв направился к повозке. Возле нее стоял Марк. Раннульв наклонился к лежащему, что-то сказал ему. Асмунд с усилием приподнялся, помахал Хельги рукой: дескать, я жив. Раннульв обернулся и кивнул Хельги. Тот сделал ему знак: давайте сюда. Марк поднял руку и указал на поклажу в лодьях и на пленников; вторую выразительно положил на рукоять своего меча.
По знаку Хельги отроки стали выгружать поклажу. Сам он вышел на причал и велел вывести к нему епископа. Марк двинулся к ним навстречу.
– Забирайте наших, – велел Хельги хирдманам.
Раннульв со своим десятком подошел к повозке. Они освободили руки пленным русам; тем временем хирдманы высаживали из лодий христиан Самкрая. Потом Раннульв и еще двое сняли Асмунда с повозки и понесли к лодьям. Хельги с Никодимом в это время ждали у края причала. Епископ молился про себя, совершенно отчетливо ощущая, что возле его бока стоит смерть, почти касаясь одежды.
Вслед за Раннульвом подошел Марк с десятком своих людей. У обоих предводителей вид был сдержанно-угрожающий; оружия никто не доставал, но ощущалась полная готовность сделать это при малейшем намеке на обман. И тогда своих живыми не уведет никто…
– Проверь свои печати и подтверди: вы получили все, что хотели, – предложил Марку Хельги.
Асмунда перенесли в лодью. Хельги слегка подтолкнул епископа, давая понять, что тот может идти. Никодим пошел вперед, с каждым шагом кожей ощущая, как понемногу увеличивается расстояние между ним и смертью.
Хельги повернулся спиной к причалу и вошел в ту же лодью. Наклонился над Асмундом:
– Брат, ты живой?
– Вода есть? – прохрипел тот, с тем мучительно-сосредоточенным выражением на лице, какое бывает при попытке сдержать тошноту.
Ему подали амфору с водой, приподняли, помогли напиться.
– Кувшином… по затылку… гады… – между глотками буркнул он. – Коз-злы вонючие, пес их мать…
– Тебя только от этого мутит? Вас не отравили?
– Мы ничего не ели, – ответил Вермунд, давая понять, что о возможности быть отравленными в плену они помнили.
– И не пили? – уточнил Асмунд, глядя, как жадно Ратислав вслед за Асмундом припал к амфоре.
Вермунд только кивнул. И Хельги мысленно возблагодарил богов, что не стал затягивать с обменом.
Епископ и его подопечные уже скрылись среди спин стратиотов на причале.
– Трогаемся! – Хельги сделал знак гребцам и положил руку на плечо Асмунда. – Поправляйся, брат. Ты же не думаешь, что мы все это так и оставим?
* * *
Утром, когда встало солнце, двое отроков помогли Асмунду дойти до ручья и уложили в тени на кошме – здесь, в прохладе и на свежем воздухе, он чувствовал себя куда лучше, чем в духоте шатра, к тому же и вода текла под рукой. Время от времени Пестрянка смачивала в ручье платок и клала ему на лоб. Асмунд хмурился не только от головной боли. Его вины в событиях последних дней не было, и никто его не упрекал, но все же он чувствовал себя виноватым в том, что Хельги пришлось возвращать ему свободу ценой половины добычи. И епископа, то есть полного его веса серебром.
Подошел Хельги и сел рядом.
– Ты можешь разговаривать, или пока отвязаться от тебя? Будь моя воля, я бы дал тебе отдыхать сколько угодно, но нам нужно что-то решать, если мы не хотим оказаться раззявами и посмешищами.
– Что я мог сделать? – Асмунд, лежа на боку, слегка приоткрыл глаза и снова закрыл.
– Я тебя не виню. Мне Вермунд уже все рассказал. Я обязан был тебя выкупить, даже если бы они запросили всю нашу добычу, даже мои новые абескунские штаны. Шелков и шелягов можно раздобыть и заново, а вот нового брата мне и за морями не сыскать.
– Ну, у меня же вдруг отыскался совершенно новый брат двадцати пяти лет от роду, – пробурчал Асмунд.
Хельги расхохотался:
– Не сомневаюсь в удали наших отцов, но рассчитывать на новые чудеса не стоит. Ты пока слушай, что я думаю, а потом скажешь, что думаешь ты.
Хельги помолчал, собираясь с мыслями, оглядел русский стан – запыленные пологи, костры, большие черные котлы, в которых отроки и пленники варили кашу. Частью русы еще спали в шатрах и в тени зарослей, кто-то ушел купаться в море. За те дни, что русы здесь прожили, трава еще больше побурела, зато плоды дикой сливы в ветвях над головами уже настолько округлились и пожелтели, что иные отроки пытались их лопать (и потом надолго пропадали у отхожей ямы за кустами). Усиленные дозоры наблюдали за входами в долину.
