– Прощайте, стратиги! – Хельги махнул рукой крепости и перепрыгнул в свой скутар. – Поцелуйте от меня епископа!
И к тому времени как спешно снятые с ближнего перевала фемные войска достигли Сугдеи, Нижний город уже догорал, а русские лодьи, обогнув мыс, скрылись за горами на северо-востоке.
* * *
По склону прибрежного холма спускался отряд из трех десятков всадников. На каждом был пластинчатый доспех, сиявший сталью, и островерхий шлем с белым пучком конского волоса над макушкой. Бронза отделки на солнце горела золотом. Хазарские батыры казались не людьми, а некими духами войны с железной чешуей вместо кожи. Усиливала это впечатление кольчужная бармица, закрывавшая их лица до самых глаз.
Только у предводителя их, ехавшего под пышным стягом из конских хвостов, шлем был открытый, но зато самый богатый, с узорной золотой отделкой. Сейчас надлежало думать не об этом, но при виде этого шлема в душе Хельги невольно колыхнулась зависть. Пластинчатый доспех булшицы был надет на кафтан богатого зеленого шелка с золотыми орлами; на поясе с тремя хвостами, плотно усаженном золотыми бляшками, висел меч в золоченых ножнах. Отличный конь ступал величаво, словно гордился и золоченой уздой, и всадником. Будто понимал, что несет самого досточтимого булшицы Песаха, тудуна и наместника кагана во всем хазарском Босфоре.
Хельги ждал его, во весь рост стоя на носу своего скутара. На нем тоже был дорогой хазарский шлем и доспех, прежде принадлежавшие покойному Элеазару из Самкрая, а красный шелковый кафтан перекликался с красным стягом с вышитым черным вороном, указывая: вождь – здесь. Только меч у него был еще старый, тот, который он принес из Хейдабьюра, давний подарок конунга Кнута сына Олава. Хельги не хотел менять клинок, а заказать к нему новый набор пока не было времени и возможности. Лодья стояла близ берега, касаясь днищем песка, и несколько сильных хирдманов, выскочив в воду, придерживали корму.
Так они с Песахом договорились – при помощи Синая, который еще раз посетил хазарский стан в долине близ Черной горы. Местом встречи была назначена пустая бухта по соседству, и каждый вождь мог иметь при себе тридцать человек телохранителей. Синай привез Песаху дары от Хельги – два серебряных сосуда из церкви Двенадцати Апостолов и двух молодых пленниц, которых девушки Самкрая по приказу Пестрянки спешно умыли, причесали и приодели, чтобы придать подарку достойный вид.
– Хелгу-бек посылает тебе эти дары в знак уважения и как доказательство того, что греки Таврии больше не друзья ему, – сказал Синай. – Он просит тебя принять их и назначить ему встречу, где вы могли бы обсудить достойный союз меж вами.
Убедившись, что коварные русы его не обманывают, Песах не мог пренебречь таким предложением. И вот теперь он прибыл в назначенное место, чтобы своими глазами увидеть человека, принесшего столько беспокойства хазарам и грекам Таврии и Киммерии.
В окружении своих телохранителей Песах проехал через песчаную площадку; конь его ступил в полосу прибоя, так чтобы они с Хельги могли говорить, не слишком напрягая голос.
– Поприветствуй его! – велел Хельги Синаю, который стоял возле него – в своем новом желтом кафтане и без шлема, чтобы хазары могли его узнать.
– Хелгу-бек, архонт Русии, приветствует тебя, досточтимый булшицы, подобный льву, что идет впереди!
– И я приветствую бека Русии, – кивнул Песах. – Да обратит к нему Бог радостное лицо Свое, если помыслы его чисты.
Теперь Хельги рассмотрел его черты, насколько позволял шлем. Хазарский военачальник был не молод – пожалуй, возраст его близился к концу пятого десятка. Хороший конь и гордая посадка возмещали недостаток роста. Смуглое лицо степняцкого облика не казалось замкнутым, напротив, в складке между носом и углом рта таилось лукавство, будто булшицы с усмешкой взирает на мир своими узковатыми глазами.
– Благодарю, что ты принял мое приглашение, – заговорил Хельги с расстановкой, чтобы дать Синаю возможность перевести. – Я искал встречи с тобой, поскольку у нас теперь общий враг, а значит, нет причин нам не стать союзниками.
– Такая причина есть, – сурово ответил Песах. – Не прошло и месяца, как ты разорил город Самкрай. Вы проникли туда обманным путем, но в битве пал Элеазар, молодой воин знатного рода, и ребе Хашмонай скорбит по нему.
– Воины гибнут в битвах, такова их судьба, и они выбирают себе ее сами.
– Зачем ты решился на этот беззаконный поступок?
– Греки предложили нам союз, необходимый нам ради нашей торговли.
– Так значит, Роман из Кустантины подбил тебя на это?
– Это верно, – кивнул Хельги. – Но греки оказались дурными союзниками, и больше мне с ними не по пути. Они пытались обмануть меня, и потому Нижний город Сугдеи был предан моему мечу. Жаль, что ты не принял мое предложение при первом посольстве. Мы обложили бы Сугдею с моря, а перевал греки без нас не отстояли бы, и вы осадили бы крепость. Тогда мы могли бы взять с города хороший выкуп и поделить его пополам. Не говоря уж о добыче из долин за перевалом.
– Тот, кому известны твои дела в Самкрае, не поспешит тебе поверить, – усмехнулся Песах. – Ты проник туда, как змея в птичье гнездо, и ушел, оставив одну пустую скорлупу.
– Я рад, что ты признаешь мои заслуги! – Хельги улыбнулся.
– Чем ты можешь искупить твою вину перед каганом?
– В знак моей дружбы я готов передать тебе всех жителей Самкрая, которые сейчас у меня: двадцать шесть отроков и дев из лучших семей города.
– Ты увез куда больше! Где остальные?
– Христиане Самкрая были переданы стратигу Кириллу вместе с епископом Никодимом.
– А взамен, я вижу, ты взял из Сугдеи других.
– Ты видишь истину: я умею достойно платить как за дружбу, так и за вражду. Что ты предпочтешь – сейчас, когда у русов и хазар в Таврии есть общий враг, и это – греки?
– Я не прощу грекам этого вероломного нападения! – Темные глаза Песаха сверкнули гневом, смуглая рука крепче стиснула плеть. Однако выученный конь стоял невозмутимо, несмотря на то, что игривая волна прибоя окатывала его бабки. – Я буду мстить им, пока не разорю столько же их городов, сколько они разорили городов моей земли! И вдвое больше! И если ты желаешь мира со мной, то ты встанешь рядом со мной в моей войне с Романом!
Русы слышали взволнованный, повелительный голос булшицы, а потом Синай повторил их по-славянски. Молодой толмач держался как мог скромно, даже сутулился больше обычного, будто стараясь показать: я – не человек, я – лишь голос настоящих людей. И тем не менее последние слова прозвучали как гром небесный, как бронзовая кампана, подающая знак к битве.
Война с Романом! Война с могущественной Василеей Ромеон! С той, с которой молодой русский князь уже год пытался завязать дружбу. Но все эти попытки окончились здесь, под скалой-великаном, в полосе прибоя, что омывала белой пеной копыта хазарского коня.
– Для нас это дело привычное, – спокойно ответил Хельги. – Мой родной дядя, старший брат отца, князь Олег, в честь кого я получил имя, уже ходил в поход на Константинополь и принудил греков уплатить ему дань. Надеюсь, в этих краях я показал себя достойным его родичем, и мои люди не побоятся пойти дорогой своих предков. Правда?
