Проще всего прошло самое важное: побеседовав с Мистиной, королева Сванхейд согласилась признать своего сына Ингвара владыкой его наследственных земель, пусть он не мог сам жить в них. От его имени стал править Тородд, младший брат, но все же южный и северный конец пути из Варяжского моря в низовья Днепра, коими владели печенеги и греки, впервые оказались в одних руках.
По пути туда и обратно Мистина побывал и у Сверкера, нынешнего смолянского князя. Тот сам лишь три года назад завладел городом Свинческом, который северяне называли Сюрнес, одолев прежнего князя Велебора и почти истребив его род. Сосредоточив все силы на том, чтобы удержать захваченное, он, разумеется, не стремился ссориться с владыкой Хольмгарда и Киева, чьи земли теперь окружали его с юга и севера. Кто бы тот ни был.
Однако с наибольшим волнением Эльга ждала ответных вестей от своих родичей: к ним поехал Добылют, из боярского рода Гордезоровичей. По поводу похищения невесты Ингвар помирился с Торлейвом и князем Воиславом еще три года назад, но теперь они убедятся, что Эльга не зря решилась на побег: ее вели боги, указав более высокую и славную участь. И, конечно, молодая киевская чета нуждалась в поддержке плесковской родни.
– Мне не в чем идти, – пожаловалась Эльга, подняв глаза на вошедшего мужа. – Вот эти – старые, а эти мне подарила твоя сестра… ну, Мальфрид.
– Мальфрид хоть тебе дарила, – Ингвар с неудовольствием скривился, будто хотел плюнуть, но не у себя дома же. – А не всякому, кому…
Эльга отвернулась, чтобы он не видел ее улыбки. Незадолго до начала жатвы Мистина приехал из Хольмгарда с успехом своего посольства и подарком от Сванхейд: кафтаном голубой шерсти с отделкой золотисто-желтым и коричневым шелком. Причем Сванхейд и Альдис сшили его за те дней десять, пока он там гостил: их мужчины были ниже его ростом на целую голову и готовой одежды такого размера им было неоткуда взять. На груди блестела тесьма из золотной нити, и все близкие к Эльге женщины ахали, разглядывая такую роскошь. Причем оказалось, что золотная нить не привозная от греков, как было раньше, а местного изготовления: в Хольмгарде два златокузнеца, Гуннар Большая Рыба и Путислав, научились сами делать тончайшие ленты для золотной вышивки и тянуть золотую проволоку для тесьмы. Как было не позавидовать свекрови! Новые товары от греков в Киеве появятся через пару лет, не ранее. А у Сванхейд золотная нить теперь своя!
– Хорошо сидит, – впервые увидев Мистину в обновке, Эльга окинула взглядом плечевые швы, длину ровно по колено, как положено молодому женатому мужчине, и пошутила, понизив голос: – Кто там снимал с тебя мерки?
Мистина лишь смерил ее саму многозначительным взглядом, будто тоже что-то снимал, и промолчал. И это только подогрело любопытство Эльги насчет того, как прошла встреча Мистины с женщинами из Хольмгарда. Она знала о его давнем намерении жениться на сестре Ингвара, и сейчас ее почему-то задела мысль о том, что незнакомая ей золовка Альдис прикасалась к Мистине, пока он стоял перед ней в сорочке, и прикладывала веревочку, измеряя ширину в плечах, в груди, длину рук до запястья, длину от плеча до колена… Да нет, вовсе им было не нужно снимать с него мерки: он мог просто дать им одну из своих сорочек, сшитую Утой… И все же Мистина понял, о чем она спросила, а она поняла, о чем он промолчал.
– Мы много беседовали с твоей сестрой, – рассказывал он Ингвару по приезде. – Это прекрасная девушка, по годам она равна нашим с тобой женам, и я не знаю, отчего твоя мать до сих пор не выдала ее замуж.
– Ты что, – Ингвар гневно глянул на него, – к моей сестре яйца подкатывал?
– И не думал даже, – бросил Мистина таким голосом, что Эльга отчего-то сразу ему поверила.
– Так о чем ты с ней, йотунов свет, беседовал? Да еще так, что за те беседы тебе кюртиль с шелком подарили!
– Я сделал то, то должен был сделать ты, йотунов свет! Я пообещал наконец найти ей мужа! И тем отчасти загладить твою вину перед старшей сестрой, хотя ваша общая мать не так уж прямо сразу согласилась тебя простить! И мне еще пришлось поклясться Альдис, что с ее мужем не случится того, что случилось с мужем Мальфрид!
В деле замужества Альдис Мистина рассчитывал на те многочисленные переговоры, что им теперь предстояли. Когда нужно подтвердить два-три десятка договоров, незамужняя сестра – целое сокровище. В первую голову Эльга думала о возможности женить своих двоюродных братьев из Плескова.
И вот ей не в чем идти встречать родичей! Для них с Ингваром королева Сванхейд тоже прислала подарки: фризскую цветную шерсть, восточный шелк и серебряную тесьму работы Альдис, но это все Эльга сложила в ларь, не имея времени взяться за шитье. Может, зимой…
– Ну, это же твои родичи, – Ингвара мало волновала одежда, и он едва ли замечал, что его собственный кафтан при неосторожных движениях трещит по швам. – Что им за нужда, как ты одета?
Эльга вздохнула. Даже для своих близких она теперь – княгиня киевская.
– Вернется Ранди от хазар – привезет чего-нибудь, – утешил ее Ингвар. – А на будущий год съездим к грекам, с ними договор подтвердим, будем к ним меха возить, а взамен паволоки и всякую женскую кузнь покупать. Теперь ведь вся дань русская – наша с тобой! – Он обнял стоящую в сорочке и волоснике жену. – И будет у тебя платьев греческих сколько хочешь, хоть каждый год новое.
Эльга не очень поверила. Дань – это хорошо, но теперь она уже представляла, чего стоит прокормить и одеть большую дружину. А еще оружие, кони, сани, лодьи… Не так уж много ей на платья останется.
– А совсем без платья ты еще лучше! – прошептал ей Ингвар и поцеловал в шею.
Под руками его оказалось теплое тело под тонким льном, перед глазами – длинный разрез женской сорочки, уходящий вниз между двумя белоснежными холмиками. И зрелище это мигом вытеснило из мыслей то, что на пристани у Почайны их ждет дружина и весь Киев.
– Без платья на пристань не пойду! – Эльга рассмеялась и попыталась оттолкнуть не вовремя взволновавшегося мужа, но напрасно.
В дверь замолотили снаружи: вероятно, это Мистина намекал, что ближняя дружина готова и ждет. Ингвар с досадой обернулся, Эльга охнула, схватила первое, что под руку попалось, и прижала к груди.
К Почайне, где уже ждала толпа, княгиня вышла в лучшем греческом платье: красном с золотисто-желтыми птицами. Происходящее из царьградской добычи Олега Вещего, платье было перешито из мужского, шелк уже повытерся, но под лучами солнца смотрелся очень неплохо. Но еще лучше было лицо самой Эльги, обрамленное белым шелковым покрывалом и серебряными подвесками моравской работы. Глаза сияли, перекликаясь со смарагдами в ожерелье, щеки горели от волнения, и неудивительно, что при виде нее народ на пристани разразился приветственными криками, в которых звучал искренний восторг.
Перед тем как войти в Киев, плесковское посольство остановилось на несколько дней в Любече и оттуда послало гонца. Эльга уже знала, что ей предстоит увидеть дядю Торлейва – отца Уты, и двоюродного брата Бельшу – сына плесковского князя Воислава, и родичей Уты по матери. И еще одного человека – своего сводного брата Хельги, о котором ей рассказал Мистина, когда вернулся из Хольмгарда.
