– А теперь тише! – повелительно добавил Мистина. – Послушаем, как Олег Греческую землю воевал.
Полянский боярин Гордезор был среди тех, кто почти тридцать лет назад ходил с Олегом на Царьград. Средний его сын, Борелют, умел играть на гуслях и пел на пирах славления витязям былых веков. Песнь об Олеге была довольно новой: ее сложили участники похода вскоре по возвращении, и у них ее позднее перенял Борелют, примерно в те годы и родившийся.
Как пошел князь Олег в царство Греческое,
Собирал себе дружинушку хоробрую:
Он одну дружину взял – из Полянской земли,
Он другую-то взял – родом кривичи,
А и третью взял – мужей русских, киевских.
И пошел он на конях, на конях да кораблях,
А числом кораблей да две тысячи.
К Цареграду он пришел да и с моря в Суд вошел,
Затворились греки в городе да накрепко.
Перекрыли Суд да цепью железною,
Не пойти на кораблях, не проехати…
Из участников того похода в живых оставались лишь трое. Стемид и Лидульв кивали на каждую строчку, будто подтверждая: все так и было. Точнее, так они рассказывали, и так новые поколения будут об этом знать.
И пошел Олег на берег, стал кругом воевать,
Все палаты попалил, года на дым пустил.
И полону-то набрал многи тысячи.
Повелел Олег поставить на колеса корабли,
Побежали корабли мимо города,
Дуют ветры в паруса, ветры буйные,
Гонят лодьи по земле, будто по морю.
За три года в Киеве Эльга слышала эту песнь уже не менее десяти раз: большие княжеские пиры никогда без нее не обходились. Она уже помнила все слова, но всякий раз слушала с волнением. Звонкий перебор гуслей, красивый, полный чувства голос Борелюта проникали в самое сердце и там рождали звонкое эхо. Удивительно: она ведь женщина, какое ей дело до войны и дружинных песен? Однако, выросшая близ отцовских отроков, она привыкла считать их дела своими, и теперь ей казалось, что она сама была там, в Царьграде, вместе со своим дядей и его отроками. Или он еще звал их хирдманами? Однако песнь сложили на славянском языке, и это было еще лучше. Это означало, что Полянская земля тоже приняла пришлого варяжского вождя в свое сердце. Может быть, потому, что он был первым, кто указал привыкшим сидеть на месте славянам дорогу на широкий простор.
Увидали его греки, испугалися,
Испугалися они да и взмолилися:
Ты возьми-ка себе дань, сколько надобно,
Не губи ты только нас, землю Греческую.
Как послали ему греки хлеба, мяса и вина,
Да не стал то есть Олег – то отравлено.
И сказали тогда греки: сильно мудр князь Олег,
Он хитер да умен, духом вещим наделен.
Как прибил Олег свой щит ко воротам золотым,
И пошел домой по морюшку по синему…
В песни еще долго перечислялись богатства, захваченные Олегом в Греческом царстве и полученные как дань: цветное платье, паволоки, вино, оружие, кубки и всякое узорочье. Эльга невольно глянула на свое платье: ну и что, если за тридцать лет шелк немного вытерся? Ведь и ее платье было свидетелем славного похода, доказательством того, что каждое слово в песни – правда. И сердца слушателей сами были в эти мгновения будто кораблики под цветными шелковыми парусами, что неслись по морюшку по синему навстречу красному солнцу своей славы. И каждый, не исключая и Эльги, готов был умереть за то, чтобы сохранить эту славу и приумножить.
– Мы очень рады видеть, что память моего брата так почитают в его владениях, – заговорил Торлейв, когда певец закончил и смолкли радостные крики. – Но нам очень хотелось бы узнать, как все же вышло, что его родной внук был принужден покинуть эти края и лишился власти, которую ему передал сам его прославленный дед.
И вот тут, даже до того как Ингвар и Мистина успели переглянуться и последний успел открыть рот, Эльгу пронзило холодом предчувствие: плесковская жена Аськи – далеко не самое худшее, с чем приехали родичи.
* * *
Остаток вечера гости слушали Мистину. На гуслях он не играл, зато умел изложить внешнюю сторону событий так гладко, что о внутренней никто бы и не догадался. Не в пример королеве Сванхейд, плесковским гостям было вовсе незачем знать, откуда взялись страхи, весной приведшие к народному возмущению.
– От этих христиан один вред, – сказал княжич Белояр, когда Мистина закончил. – Навья вера! Заморочат голову так, что и своих чуров забудешь. Вот Олега и наказали боги! Пусть едет к себе на Мораву, у своих чуров прощения просить. Я же от имени отца моего, князя плесковского Воислава Судогостича, и всего рода нашего тебе, Ингорь, и жене твоей желаю долгих лет править и здравствовать, а с нами, родичами вашими, жить в мире и согласии!
– Да будет жив князь Воислав! – крикнул Мистина.
– Будет жив! – разноголосо завопили за столами русы и поляне.
Бельша был явно доволен. Мать Эльги – Домолюба Судогостевна – приходилась Воиславу родной сестрой, поэтому с новой киевской княгиней плесковских Судогостичей связывало теперь очень близкое родство. С покойным Вещим же они состояли всего лишь в свойстве через Эльгиного отца, поэтому не видели причин жалеть, что внук того, Олег-младший, убрался с киевского стола. Остаток вечера Бельша и Ингвар обсуждали торговлю с греками и хазарами. К тем и другим уже были посланы люди – условиться об обмене посольствами для заключения новых торговых договоров.
– И чтобы уж совсем ничто дружбы нашей не порушило, предлагаю вам еще… – Ингвар глянул на жену, словно спрашивал: пора? Эльга торопливо кивнула, и он продолжал: – Еще одну свадьбу сыграть! У меня в Хольмгарде сестра есть, девица, в самой поре, и красавица. У тебя, я слышал, есть еще младший брат неженатый. Не хочешь ли посватать за него?
– Вот это уважаю! – радостно завопил Бельша и полез через стол обниматься. – У нас ясный сокол, как говорится, у вас серая уточка! Надо бы нам их вместе свести…
Эльга глянула на Мистину; он поймал ее взгляд и подмигнул украдкой. И именно в этот миг она поняла, как он напряжен и с каким трудом поддерживает веселое и любезное выражение не только на лице, но и в глазах. Эльга сама чувствовала, какой неживой выглядит ее улыбка. Она видела, что Торлейв и Хельги не разделяют общего веселья, почти не подают голоса, а на объятия будущих сватов смотрят мало что не с неприязнью. А на нее саму совсем не смотрят. Пока они молчали, но до сих пор, не считая положенных приветствий, им еще и не дали вставить слова. Что будет, когда они заговорят? Эльга едва сдерживалась, чтобы не ерзать на месте от беспокойства.
Но вид довольного братца Бельши ее успокаивал. Князья северных кривичей подтверждают союз и даже готовы добавить еще одну родственную связь. Альдис выйдет замуж в княжескую семью и, может быть, когда-нибудь станет княгиней – если Бельше наследует его младший брат Судимир. Будет выполнено обещание, которое Мистина дал женщинам Хольмгарда, и Сванхейд останется довольна своим сыном, которого едва не отвергла.
