Он взял со стола зеленый кувшин, заглянул внутрь, допил остатки пива. Хельги внимательно следил за каждым его движением – вполне готовый, что этим кувшином ему сейчас попытаются проломить голову. Но Мистина поставил кувшин на место.
– Ты обвиняешь Ульва в том, что он послал на Нарову тех викингов, чтобы они напали на земли плесковского князя, Вальгарду понадобилась помощь, и он согласился… то есть согласился бы, если бы выжил, а так за него согласился его брат Торлейв, – возобновить обручение Эльги с Ингваром?
– Ты все правильно понял.
– И как ты собираешься этот бред доказать? Кто твои свидетели?
– Из тех, кто мог что-то знать, мне известны королева Сванхейд и сам Ингвар. Раз уж ты готов присягнуть, что ничего не знал, и я готов тебе поверить, поскольку тогда ты был… всего лишь дренгом, не облеченным доверием знатных людей, так? Но если браться за дело как следует, то Сванхейд и Ингвару тоже придется присягнуть.
– Придется? – Мистина в показном изумлении поднял брови. – Кто может заставить таких людей? Ты осознаешь, о ком идет речь?
– О людях, которых родной брат Одда Хельги обвинит в покушении на жизнь его брата Вальгарда. И я, как сын убитого, его поддержу.
На лице Мистины мелькнуло пренебрежение.
– Понимаю тебя, – немедленно откликнулся на это Хельги. – Ты считаешь, что я всего лишь уродливый ублюдок. Пока ты ни разу при мне не сказал этого вслух, мне плевать, что ты думаешь. Но тебе и твоему князю придется иначе взглянуть на дело, когда те же вопросы, что я сейчас, вам задаст княгиня Эльга! Три года назад молоденькой горюющей девушке не пришло в голову связать эти обстоятельства. Но если я расскажу ей все то, что изложил тебе, она ведь тоже захочет узнать, кто виновен в смерти ее отца.
– Не… – Мистина с трудом вдохнул: от негодования стиснуло грудь. – Не смей впутывать в это Эльгу!
– Тебе, я вижу, дорог ее душевный покой. А также, наверное, ты не хочешь, чтобы твой князь потерял жену и с ней все права на Кенугард.
Уже не пытаясь совладать со своим лицом, Мистина прищурил глаза и стиснул зубы.
– Если же Ингвар и его мать откажутся от присяги, то как ты думаешь, какое впечатление это произведет на людей, которым будут известны все обстоятельства? – Хельги тоже прищурился, пристально глядя на него. – Захочет ли Эльга остаться с мужем, если узнает, что ее свадебное пиво родители мужа сварили на крови ее отца?
Мистина тяжело дышал, не находя ответа. Попытки оправдать Ульва лишь углубили бы эту яму.
– А без Эльги чего будут стоить права Ингвара на Кенугард, если все узнают, что он добился их путем убийства родного брата Одда Хельги?
– Ингвар не причастен к этому, – прорычал Мистина. – Он может принести присягу, как и я. Если жена попросит его об этом. Но я думаю, она поверит ему и так!
– Проверим? – Хельги насмешливо прищурился.
– Только посмей сказать ей хоть слово…
– Я знаю мою сестру Эльгу всего несколько дней, но уже полюбил ее всей душой. Такую прекрасную женщину нельзя не полюбить, ведь правда? – Хельги располагающе улыбнулся, словно читал в сердце собеседника и призывал к полному доверию. – Она так красива, умна, искусна во всяком деле, и один взгляд ее дивных глаз проливает блаженство в сердце мужчины, ведь так?
Мистина поднялся на ноги, чувствуя, что его грудь сейчас лопнет. В глазах потемнеет, а потом он очнется, сжимая руками горло трупа. Брата своей жены.
* * *
Наутро Эльга пошла навестить Ростиславу. Та приходилась родной сестрой Олегу Предславичу, то есть была родной внучкой Вещего, и лет десять назад вышла замуж за Острогляда, сына одного из видных киевских боярских родов. За три года жизни в Киеве, не имея здесь другой женской родни, Эльга привыкла советоваться с Ростиславой по поводу разных затруднений, хозяйственных и прочих, где не могла просить помощи у мужчин. После изгнания Олега из Киева Эльге стоило труда сохранить дружбу Ростиславы; муж боярыни был на стороне Ингвара, но сама она горько упрекала захватчиков, покусившихся на законное достояние родни. В те дни Эльга со слезами умоляла ее не сердиться, уверяла, что ничего не знала и не может идти против мужа, раз уж дружина на его стороне. Поделать было уже ничего нельзя, и Ростислава простила ее. И теперь Эльге приходилось советоваться с ней куда чаще прежнего: ведь на ее руках оказалось все бывшее хозяйство Мальфрид при совсем не тех средствах.
Но болтать о неуспехах Ранди Ворона у хазар Ингвар запретил. Говорить о раздоре с родней Эльге не хотелось и самой: она очень надеялась все уладить без огласки. Чтобы отвлечься, заговорила об Асмунде. Хотя при всех сложностях то, что к нему приехала жена из Варягино, когда она сватает ему жену из Чернигова, уже казалось мелочью. Она ожидала, что Ростислава лишь поохает над бедой. Но та, к ее удивлению, ответила иначе.
– Да мало ли таких дел случалось? Прежняя княгиня, – боярыня имела в виду Мальфрид, – при мне два или три раза разбирала. Уж не первый русин твой братец, кто от прежней жены за море уехал да забыл, тут новую сосватал, а вдруг ему старая – как снег на голову.
– Да? – Эльга оживилась. – И что же Мальфрид решала?
– Как ее мать в Волховце научила. Ты бы Свенельда спросила. Либо Ивора, либо Вефаста. Они тоже оттуда родом, знают.
– И чему научила? – Эльга не стала упоминать, что воеводам сейчас не до бабьих страданий.
– Говорила, что у руси есть обычай такой: коли прежняя жена была законная и у нее дети растут, то им надлежит то наследство, от которого муж уехал. Ну, какое у него на родине имение было от предков полученное, то он детям от первой жены отдает. То, что имел, когда та первая жена за него шла. А все, что он в новом краю заслужил, надлежит детям здешней жены. Ну и приданое матери каждый своей получает, как водится.
– Стало быть, Пестрянке и ее чаду причитается наследство Асмунда в Варягине, что там Торлейв имеет. А до того, что он здесь получит, как воевода, им дела нет, так?
– Выходит, так. Ну а ты что думаешь – не захочет он прежнюю жену принять? Может, обрадуется?
– Да с чего б ему обрадоваться, если три года жил, о ней ни разу не вспомнил?
– Может, вспоминал, да сказать не смел.
– Чего ему не сметь: законная жена, по материному повелению взятая. Только сказал бы, мы б ему избу поставили, на обзаведенье дали, она бы приданое привезла, обустроилась. Нет, матушка! – Эльга вздохнула, хотя на самом деле Ростислава приходилась ей не матушкой, а двоюродной племянницей. – Коли муж жену забыл, нечего ему оправдания выдумывать. Придется, видно, ей назад в Варягино ехать. Подождем, что сам Асмунд скажет, но думаю, по твоему совету и сделаем.
– Рада, что услужить сумела. А что-то ты грустна? – Ростислава присмотрелась к гостье. – Может, еще печаль какая на сердце?
– Всякий уход не живет без хлопот, – Эльга улыбнулась. – Сама ведаешь, сколько у меня на руках теперь всего, а кто я сама-то? В мои ли годы княжьим двором править?
