– Посылал. А он сказал, что не придет, пока хозяйка не позовет. Зачем ты на него накричала? Йотун знает, в чем обвинила, будто он братцу твоему дорогому шею свернуть хочет! А Свенельд, вон, сам рад на него эту клятую Деревлянь спихнуть.
– Да разве он обиделся? – язвительно спросила Эльга, скрывая неловкость.
– А ты думаешь, мужики каменные – хоть плюй в глаза, им ничего? Ты его псом обругала почем зря, а он молчал и слушал.
– А ты ему лицо разбил! На тебя он, стало быть, не обиделся, а на меня обиделся!
– Так это же… – Ингвар удивленно воззрился на нее, – совсем другое дело! Ты – баба, а я ему побратим!
– Но вы подрались!
– Ну, подрались, не бывало, что ли? Мы ж не поссорились. А ты его выгнала, так теперь сама зови назад.
– Но можно отрока послать…
– Тьфу! Ты его обидела, а отрок пойдет прощения просить?
И сейчас еще Ингвар не мог признаться жене, что своим молчанием в тот день Мистина оказал услугу именно ему. Но знал: «прости» из уст княгини умный побратим поймет как «спасибо» от князя, которое неловко выговорить самому.
Эльга вздохнула. «Подрались, но не поссорились», вы это видели? Ясно, почему Ингвар посылает ее туда: хочет показать побратиму, что жена, которую в тот злополучный час молча слушали они оба, покорна ему. И да, это надо сделать. Ведь если князя не уважает собственная жена, кто же будет его уважать? И зачем ей, Эльге, не уважаемый муж?
Ее собственные чувства на сей счет были смутны. Изгнание Мистины из дома принесло ей тайную отраду, хоть и не вполне чистую – схожую с облегчением от расчесывания больного места. Уж слишком она привыкла, что у ее мужа как бы две головы и ей приходится иметь дело с обеими. Что в почти любом деле ей нужно одобрение и согласие не только мужа, но и его побратима. Именно в эти дни она поняла, как устала от этого и как было бы неплохо, если бы Ингвар наконец покончил с мальчишеской привычкой везде болтаться вдвоем с лучшим другом. В обычное время Мистина развлекал ее и вносил бодрость в течение жизни. Но в таких случаях, как нынешний, она ощущала, что ее влияние на мужа уступает влиянию Мистины, а значит, она сама в известной мере находится в его власти. А насколько это опасно, она уже хорошо знала, хотя, слава чурам, по чужому опыту. Изгнание его дало ей почувствовать свою силу, пусть ненадолго, утвердило ее власть над домом и мужем. А ему самому намекнуло: его права в этом доме имеют границы. Кажется, порой он склонен об этом забывать…
Улегшись рядом, Ингвар обнял ее и поцеловал в грудь через разрез сорочки. Эльга улыбнулась про себя: ну, да, как ночь настает, он вспоминает, что женатому мужчине лучшим другом должна быть жена!
Когда Ингвар уже крепко спал, Эльга еще ворочалась. Радость и тревога мешались в душе, не давая покоя. Слишком много всего на нее обрушилось за последние дни… за последние недели… последние полгода… В мыслях мелькали лица Свенельда, Торлейва, Хельги, Мистины; заботы и сложности спорили, которая важнее.
Ей, княгине, просить прощения у главы телохранителей? Иные сказали бы, что это унизительно. Но, странное дело: узнав, что вскоре из просто княгини станет соправительницей, Эльга ощутила, что теперь унизить ее стало куда труднее, чем раньше. Будто великанша, она не станет меньше простого смертного, слегка к нему наклонившись.
В конце концов, Мистина – муж ее сестры. А когда они помирятся, жизнь пойдет повеселее. Сколько ни убеждала себя Эльга, как приятно быть полной хозяйкой в собственном доме, без Мистины тут чего-то не хватало. Будто кашу посолить забыли.
Однако огласки хотелось избежать, поэтому Эльга поднялась на заре, пока даже гриди спали, кроме дозорных. На Свенельдов двор она явилась так рано, что опередили ее только водовозы. В избе «молодых» обнаружилась Ута: она уже отдала покормленную Святанку девятилетней Предславе и теперь переправляла ложки каши в рот двухлетнего Улебки. Увидев Эльгу, выронила ложку и вскочила.
– Это ты! Наконец-то! Тебе разрешили прийти? Что это было? Мне ничего не говорят! Он запретил мне к тебе ходить! И сам бродит как туча, дети от него прячутся! Вы поссорились?
– А ты не знаешь, что вчера было?
– Они говорили втроем…
– Кто?
– Свенельдич, свекор и Хельги. Потом позвали отца, после они втроем ушли, а Свенельдич остался. Не знаю почему, я боялась спросить.
– Он тебя не обижал?
– Нет. – Ута удивилась. – Он просто… молчал и смотрел на всех такими глазами, будто не видит никого.
Гибель кувшина Ута скрыла. Она никогда не вмешивалась в дела дружины и державы, которые решали ее муж, свекор-воевода, свояк-князь и иногда сестра-княгиня, но очень хорошо видела, когда они проносились, будто грозы, над ее головой.
Эльга только вздыхала, не находя ответа, и снова рассердилась на обоих их мужей. Выходит, Ута тоже не понимает, что происходит, и не может ей открыть никаких губительных тайн. Так зачем им запрещали видеться? Боялись, что вдвоем они все же до чего-то докопаются?
– Уже все хорошо! – Эльга бережно обняла сестру, зная, что той вредно беспокоиться. И незачем Уту пугать, когда она сама все равно не знает, чего боится. – Но я… А где Свенельдич? – Она огляделась, встревоженная мыслью, что тот уже мог успеть куда-то уехать из дома.
– Еще спит, – Ута кивнула на притворенную дверь спального чулана.
– Не сплю я, – раздался оттуда хрипловатый недовольный голос. – Вы ж так орете… Кто там?
– Родная моя… – Эльга взяла Уту за обе руки. – Прости… мне очень нужно… повидаться с ним вдвоем. То есть наедине. Ненадолго. На два слова.
– Иди, – Ута слегка улыбнулась.
Она выглядела встревоженной, но не из-за того, о чем может тревожиться жена, когда другая женщина просит разрешения зайти в спальный чулан к ее мужу.
Эльга растворила дверь, вошла, закрыла ее за собой. Не дожидаясь, пока глаза привыкнут к полумраку, на ощупь опустила засов. В доме, где так много детей, уединение всегда под угрозой, и сейчас ей было на руку то, что Свенельд, строивший эту избу, по примеру северных домов выделил для хозяйской лежанки отдельный закут за дощатой стеной. Чулан освещался оконцем на самом верху, сейчас оно было отволочено. При слабом свете Эльга сумела разглядеть, что Мистина сидит в постели, полуприкрытый одеялом, и пальцами расправляет распущенные волосы. Лишь мельком она отметила, что сорочки на нем нет, но все ее внимание захватил предстоящий разговор.
– Эльга? – В изумлении он опустил руки. – Вот так… А мнилось, я уже проснулся.
Она подошла и села на край постели: как-то глупо казалось стоя говорить с полулежащим мужчиной. Ей пришлось сделать всего пару шагов: лежанка и два больших ларя занимали тесный чулан почти целиком. Можно было бы сесть на ларь, но там громоздилась куча одежды. На стенах и здесь в изобилии висело оружие: несколько мечей, секир и сулиц.
Всю дорогу Эльга собиралась с мыслями, но сейчас они опять разбежались. Да захочет ли он вообще с ней разговаривать? Именно это она жаждала выяснить поскорее и не могла ждать.
