– Тот самый. Потом все наши жидины дали мне шестьдесят шелягов и поручились за остальное, и я выпустил его, и он пошел по всем жидинам белого света собирать недостающие сорок. И ведь не вернулся, подлец! Он все еще должен мне сорок шелягов, за которые поручились Козаре.
– И что?
Ингвар внимательно слушал, не сводя глаз с лица воспитателя.
– Хрен в решето! – почти ласково ответил Свенельд. – Под той грамоткой, что они ручаются, их подписалось десяток жидинов. Сам Гостята, Егуда, Рувен, Шимшон, Куфин и прочая их троллева братия
[16]. Поручительство есть. Денег нет. Придется мне князю бить челом, – по-славянски сказал Свенельд, – чтобы рассудил меня, беднягу, с этими жадными жуками.
– Бей прямо сейчас! – приказал Ингвар, которому не терпелось постичь поскорее этот замысел целиком.
– Ты рассудишь, что я так ждал слишком долго и на те шеляги наросла большая лихва. Я потребую, чтобы они вернули деньги завтра. И если денег у них нет, я у каждого поручителя заберу из дома жену или девку, смотря кто попригляднее собой. И буду их нажаривать, пока мужья не взвоют.
Гриди загоготали, посыпались уточнения. Эльга из скромности поднесла ладонь ко лбу, не желая видеть этой радости парней, а заодно чтобы никто не видел ее улыбки. Замысел был хорош: вопреки своей грубой внешности, Свенельд умел работать и головой.
– И тогда рахдонитам придется быть посговорчивее, если они хотят спасти от позора своих единоверцев! – закончил Свенельд. – Мы сбудем по хорошей цене нынешнюю дань и выиграем время до будущего года. А за зиму разберемся, куда и как нам идти.
Это решение все одобрили. К радости Эльги, Ингвар явно остался доволен, что его воспитатель предложил обождать и не собираться в поход на Самкрай прямо сейчас, не разобравшись с прочими делами. Он учился на глазах.
* * *
Вечером, когда гриди и воеводы еще пили, Ингвар мигнул Мистине на выход. Они выбрались во двор и отступили за угол.
– В избу не пойдем, там она, – сказал Ингвар, имея в виду жену. – Не хочу, чтобы слышала. Приходила же она к тебе? Вы помирились?
– А вы? – насмешливо осведомился Мистина, радуясь, что в полутьме побратим ничего лишнего не разглядит на его лице.
– Она-то теперь довольна. А я не пойму: вы с отцом рехнулись? Свенельд отдает этому ублюдку Деревлянь?
– Ага.
Однако Ингвар был не так прост и знал этих двоих всю жизнь.
– Долговязый… кого вы обманываете?
– Никого. Он получит то, чего хочет.
– Что ты мне голову морочишь! – Ингвар в досаде несильно заехал побратиму кулаком в грудь.
– Рыжий… – Мистина встал перед ним и с высоты своего роста положил обе руки ему на плечи. – Ты что, дитя? – мягко спросил он.
– Но вы же сами говорите: он поедет в Деревлянь дань собирать…
– Да. Поедет. Но разве кто-нибудь из нас обещал, что он вернется назад?
Ингвар промолчал. Все встало на свои места. Мог бы и сам сообразить… Сообразил бы, если бы в голове не выли троллями сразу десяток разных сложностей княжеской жизни.
Мистина тоже ничего не добавил. Рыжему незачем знать, что сегодня утром Хельги Красный дал ему повод для ненависти, касавшийся уже не семьи старого Ульва, а его самого.
* * *
Никто в Киеве не помнил времен, когда здесь не жили бы хазары. Иные даже говорили, что они-то и основали Киев, но это, конечно, вздор: ведь города всегда строят на горах, а хазары никогда на киевских горах своих дворов не имели, а сидели у Почайны, близ пристани. Но что именно они первыми завели в Киеве торговлю – это наверняка. Хазарские купцы первыми стали привозить сюда заморские товары и менять на мед, воск и меха, а потом, когда здесь появилась русь – на захваченный в походах полон. Оттого и сели у реки. Хазарам принадлежало особое урочище – Козаре, где теснились их дворы, клети для товаров, длинные сараи для полона. Киевские хазары были не все одинаковые: часть из них называлась жидинами, и эти верили в какого-то одного бога, которого называли Всесильным, – как все знатные люди каганата и сам каган. Другие оставались поклонниками старых богов Тэнгри и Умай, имелись среди них и христиане. Иные хазарские роды обитали в Киеве не первый век; сыны Тэнгри уже почти ничем не отличались от славян, ибо роднились с ними на протяжении поколений, и даже домашним языком этих семей давно стал славянский. Только жидины жили замкнуто, роднились лишь между собой и оттого выделялись смуглыми, почти безбородыми лицами, степняцким разрезом глаз и черными волосами под высокими валяными шапками белой шерсти.
В этот день княжья дружина покинула Олегову гору на первой заре. Даже завтрак отложили, но Эльга тоже встала и вышла во двор. Волновалась, будто в ожидании битвы, хотя Ингвар уверял ее, что никакой опасности для города и тем более княжьего двора нет и быть не может. Три дня перед этим князь и воеводы узким кругом обсуждали предстоящее, следя, чтобы слухи не просочились в город, и даже княгиня знала их замысел приблизительно. Удалось ей услышать лишь кое-что. Когда последний совет закончился и Ингвар прислал отрока с разрешением подавать на стол, она уловила, как муж сказал гридям:
– Только не убейте никого. А то еще сами должны останемся.
Это несколько успокоило Эльгу: больших волнений в Киеве она опасалась. Но, судя по веселым лицам гридей и воевод, те ожидали скорее развлечения, чем настоящего столкновения.
Вышла ближняя дружина – шестьдесят человек. Снарядились полностью: шлемы, кольчуги, мечи, топоры, копья. Без шума, держа щиты за спиной, спустились к Почайне и окружили урочище Козаре, отрезав от реки и от остальной части города. И встали за тынами, перекрыв все выходы.
Рассвело, заскрипели ворота, хозяева собрались гнать скотину на луг, женщины и челядь – идти за водой. И тут оказалось, что улицы заняты отроками Свенельда. Выбрав одиннадцать нужных дворов, те ждали знака. И вот раздался рев боевого рога, переполошив всех здешних обитателей. Еще более оглушительный от неожиданности и неуместности на тихих полусонных улицах у Почайны, он прозвучал, будто голос чудовища, Змея Горыныча, вдруг павшего с неба.
Едва у Реувена или Куфина бар Йосефа растворились ворота, как туда немедленно устремились отроки. У торговцев была своя охрана, набранная тоже из русов, но те, лишь увидев, кто им противостоит, предпочли отступить и спрятаться. Крича, молотя топорами по щитам, отроки занимали дворы и сгоняли к воротам всех женщин – хозяйскую семью и прислугу. Над Козарами повисли визг и вопли; веселясь, отроки бегали за женщинами по всем постройкам и закоулкам, норовя шлепнуть по заду плоской стороной клинка в ножнах.
– Ты, Куфин бар Йосеф, поручился за Якоба бен Хануку, который должен воеводе Свенельду сорок шелягов! – объявлял Сигге Сакс, вслед за отроками заехавший во двор верхом. – Воевода пять лет ждал возврата вашего долга, но теперь князь повелел взыскать его.
