– Если все пойдет хорошо и Асмуси уберется от города, мы подыщем тебе и жену, – вступил в беседу грек Исидор, глава христианской общины. – У многих уважаемых людей в городе есть дочери. Правда, не всякий отец отдаст дочь за идолопоклонника… но, к примеру, у печенегов или хазар-тенгрианцев нет причин уклоняться от родства с тобой. А там есть очень уважаемые люди… к примеру, Сабанай, – он кивнул на одного из сидящих на длинной скамье.
– Почему именно я? – откликнулся плосколицый, рыжебородый Сабанай, торговец лошадьми. – Может быть, уважаемый Хелгу захочет принять вашу веру, как многие русы до него. Тогда и вам будет не зазорно породниться с ним!
– Если он примет нашу веру и познает единого истинного Бога, то сможет рассчитывать на очень хорошее родство и положение! – добавил Элеазар, взглянув на самого Хельги. – Пока же мы предлагаем ему вполне достойный выкуп за потерю жены… возможно, временную. Ведь когда Асмуси уйдет от города, ты сможешь попытаться вернуть ту женщину…
«И больше никогда уже сюда не войдешь!» – эту его мысль Хельги услышал и понял без помощи толмача.
– Молю тебя, соглашайся! – добавил вполголоса переводивший эту беседу Иегуда. – Подумай о своих людях, подумай о нас и наших родичах! Если ты поссоришься с тудуном, то погибнем и мы все, пропадут наши невинные жены и дети! Я знаю, у вас считается доблестным и почетным пасть в сражении, но зачем тебе тянуть с собой нас, мирных бедняков!
– Я не хочу погибнуть сейчас, пока жена моя в руках чужаков, – угрюмо ответил ему Хельги.
– Хорошо! – громче добавил он, обращаясь к Элеазару. – Я беру этих трех рабынь. Когда Асмунд снимет осаду, я пойду за ним следом. Но ты, господин, должен пообещать мне при всех этих свидетелях, что, если мне не удастся вернуть мою жену, ты поможешь мне подыскать другую – молодую, хорошего рода и с приличным приданым. А насчет веры… я посмотрю, родство с какими людьми понравится мне больше, тогда и выберу бога.
Элеазар вздохнул с облегчением. Эти русы боевиты и отважны, но не только отвагу свою, а и душу охотно продают тому, кто больше заплатит.
– Жив Господь! – кивнул он.
– Возможно, сам Бог послал тебе это испытание, чтобы в конце наградить тебя не только женой и богатством, но и долей в будущем мире! – добавил Рафаил. – А это, поверь мне, дороже всех жен в этом городе!
С тремя хирдманами, ведущими трех рабынь, Хельги вышел из дома тудуна. За порогом им вернули оружие. Парни пересмеивались по дороге по поводу взятой добычи. В душе Хельги тревога мешалась с облегчением. Все еще не закончилось – по-настоящему, только начиналось. Но он сумел остаться в живых и на свободе, без чего весь замысел с похищенной женой пропал бы даром. Важно было показаться возмущенным, но не слишком, чтобы не очутиться в узилище именно тогда, когда пришло время действовать.
Элеазар и его приближенные видят в нем идолопоклонника, которого легко купить молодыми девками и посулами насчет далекого будущего. Ну, что ж – они купили именно то, за что торговались.
* * *
Повидаться с Хельги Пестрянке не позволили. Ее привели в дальнюю часть дома, откуда она не могла ни видеть, ни слышать происходящее на дворе и в передних покоях. Видимо, это были помещения для женщин: кругом пестрые коврики, мягкие подушечки, медные кувшинчики и чаши, бронзовые светильники, резные лари. В оконца были вставлены пластины, как ей показалось поначалу, тонкого, почти прозрачного зеленоватого льда. Изумленная, как он не тает на такой жаре, Пестрянка прикоснулась к нему кончиками пальцев: нет, не мерещится! Лед был гладким и теплым. Да это же стекло, сообразила она вдруг – на Свенельдовом дворе в Киеве она видела бокалы из точно такого же зеленоватого греческого стекла. Но кто бы мог подумать, что им закрывают оконца! Должно быть, зимой удобно: и светло, и тепло не выходит.
Куда дели хозяек этой клети? Испугались, что жена сразу двух русов их покусает? А впрочем, на каком языке она стала бы с ними разговаривать?
Стоя под оконцем, Пестрянка прислушивалась изо всех сил. Но оно выходило в сад, на персиковые деревья и яблони с зелеными мелкими в эту пору плодами, обвитые плетями тоже незрелого винограда, и кроме шума ветра, до нее не долетало никаких звуков. От чуждости всего вокруг, одиночества и тревоги болело сердце. Посреди жаркого дня ей было неуютно, словно в одной сорочке на осеннем ветру. Больше всего на свете она сейчас хотела оказаться рядом с Хельги – и не важно, опасно ли это. За свою участь Пестрянка не боялась: если уж тудун, как ожидалось, прислал за ней людей, значит, наживку хазары заглотнули и все пойдет по тому хитрому замыслу, который породили княгиня Эльга и ее первый советчик, а потом додумал вместе с ними сам Хельги. Хазары обращались с ней почтительно, однако снаружи у двери стояли сразу двое вооруженных тудуновых отроков. Просто на всякий случай. Куда она побежит – в незнакомом, чужом, осажденном городе, где никому, кроме своих, даже не может сказать понятного слова?
Правда, они, вероятно, ждут, что Хельги придет за ней во главе своих шести десятков.
Открылась дверь, и Пестрянка вздрогнула всем телом. Вошел хазарин и положил перед ней широкое блюдо – хлеб, овечий сыр, сушеные смоквы. Поставил кувшинчик. Поклонился и ушел. Но у Пестрянки от испуга так колотилось сердце, что она лишь отпила немного вина, разведенного водой, а на еду ей и смотреть не хотелось.
Чуть позже она заставила себя поесть. Не ела она с самого утра – но и тогда ей от волнения предстоящего ничего не лезло в горло, – и ее уже начинало мутить от голода. А силы ей, наверное, понадобятся. Она не представляла, чем может кончиться для нее сегодняшний день. Возможно, он весь уйдет на советы и переговоры, тогда ей придется переночевать здесь, на этих коврах и подушках. Закрыв глаза, она сидела на низкой лежанке и думала о Хельги – его образ придавал ей сил.
И едва она успокоилась, как дверь открылась снова. Вошел Ханука и поклонился:
– Госпожа! Идем со мной.
– Что происходит? – Пестрянка встала, прижимая стиснутые руки к груди. Он волнения ее трясло, и она не скрывала этого – всякую трясло бы на ее месте. – Где мой муж?
– Он был здесь и ушел.
– Ушел?
– Они поговорили с Элеазаром и пришли к соглашению.
– Какому еще соглашению?
– Хельги согласился, что ради всеобщего спасения ты вернешься к твоему первому мужу… – Ханука вскинул руки, видя, как раскрылись ее глаза, – временно, госпожа, только до тех пор, пока Асмунд не снимет осаду и не уведет отсюда свое войско. Тогда твой… – бедный купец сам не знал, кого из двух русских воевод сейчас надлежит называть мужем Пестрянки, – тогда твой господин Хельги пообещал последовать за тобой и вернуть. Взамен ему были даны… э… возмещение за его потери и неудобства…
– Какие еще возмещения? – Пестрянка едва не добавила «йотуна мать».
– Достойные! Также и тебе Элеазар и его семья поднесли подарки. Вот они.
Они уже вышли в переднюю часть дома, где Элеазар собирал старейшин на совет. Сейчас здесь оставалось не много людей, но сам господин сидел на своем месте в окружении стражи.
