Щелкнуло и отключилось.
– Ну?
– Нет, – ответил я, тщательно подбирая слова. – Это личное между мной и… другой женщиной.
– Прекрасно.
Он сообщил мне, как называется больница и номер палаты, куда положили Тину, сказал, что мы можем сразу навестить ее, если хотим. Должно быть, я его поблагодарил – наверное, – но к тому времени, когда уже выпроваживал его с коллегами из квартиры, я и сам не понимал, что говорю. Все мои мысли занимало это сообщение. Что оно значит?
И, помимо всего прочего, как Карле удалось раздобыть мой номер телефона?
Кода
Ахая – но отчего-то все еще живой
это последний яростный бой за все, что я есть
Моррисси. «Вот поди ж ты»
[73]
– Я пошел, – сказал я Джудит.
– Хочешь сказать, ты не поедешь со мной к Тине?
В попытках объяснить не было бы смысла. Если это означает, что ее мнение обо мне упадет еще ниже, эту задачку мне придется решать как-нибудь в другой раз. Я просто оставил ей ключи от квартиры и попросил поцеловать от меня Тину. Она смотрела, как я ухожу, и глаза у нее горели негодованием.
Уже вполне стемнело. Я бежал всю дорогу до станции «Лондонский мост», сел в подземку до Ангела и стоял перед видеолавкой меньше чем через полчаса. Рядом с этой лавкой была дверь без номера, выкрашенная в синий. Похоже, она и ведет в квартиры на первом и втором этажах. Дверь подпирал какой-то мужчина – низенький, смуглый, в очках в стальной оправе, жевал резинку. Волосы темные, взъерошенные, курчавые. Когда я подошел, он весь подобрался, прикрыл собой вход и уставился на меня, пока я не вынужден был ему сказать:
– Я пришел к Карле.
Думал, он уже никогда мне не ответит.
– Имя? – спросил он наконец.
– Уильям.
Он повернулся и нажал кнопку одного звонка. Квартиры были оборудованы домофонами, и немного погодя динамик захрипел, а голос Карлы осведомился:
– Да?
– Уильям.
– Можно.
Дверь мне открыли, и я поднялся по четырем пролетам узкой замызганной лестницы. Она вывела меня на площадку с тремя дверями, одна приоткрыта. Из-за двери раздался голос Карлы:
– Входите, Уильям.
Я толкнул дверь. За ней была мрачная жилая комната, практически без мебели. Ни ковра, ни украшений на стенах. Один угол комнаты занимало кресло – рядом с раковиной и зеркалом. Стояли комод, железная кровать и небольшой трехногий столик. Карла сидела на кровати.
– Я только получил ваше сообщение, – сказал я, когда стало понятно, что первой она со мной не заговорит.
– Хорошо.
Взгляд у нее был очень внимательный, словно по моему наружному поведению она пыталась вычислить какой-то внутренний секрет.
– Я не знал, что у вас есть мой номер, – промямлил я после паузы гораздо длиннее.
– Да.
Казалось, она другая – совсем другая, чем та женщина, что обслуживала бар в «Белом козле». Она была угрюма и агрессивна, но у меня возникло впечатление, что в голове у нее в этот миг происходит какая-то неистовая деятельность. Мне вообще-то стало интересно: не в таком же она смятении, как и я?
– Вы намерены объяснить? – спросил я.
– Быть может, объяснить следует вам.
– Мне?
– Да, Уильям. Вам.
Я нервно пожал плечами:
– Я не понимаю, о чем вы.
– Так, слушайте, у вас большие неприятности. Вас повсюду ищет полиция, если вы не знали. Я вам сказала, что могу помочь, но сначала мне нужно знать, что вы задумали.
– Ничего я не задумал, – возмутился я. – Я музыкант, только и всего.
– Вы на его стороне?
– На чьей? О чем вы?
В ярости она вскочила и надвинулась на меня. Я и не представлял, до чего она высокая.
– Слушайте – я знаю, что вы за мной следили. Вы же сами признались в тот вечер в пабе. И тем же вечером пытались меня напугать, оставив на столе ту пластинку. К тому же вы с ним работаете. Я же знаю. А потом каким-то чудом оказываетесь в доме и видите, как убивают этого парня, Пейсли. Так что же происходит?
– Не знаю, – сказал я – едва не прохныкал. – Я не знаю.
Карла зло посмотрела на меня, затем подошла к комоду и вытащила из нижнего ящика конверт. А из конверта – большую черно-белую фотографию и ткнула мне ее прямо в лицо:
– Вот это вы же узнаёте, правда?
– Да, – ответил я. То был снимок с конверта пластинки: фигура женщины, глядящей на отрезок реки, по бокам – два карлика.
– А вот это?
Она показала мне вторую фотографию, и я в изумлении уставился на нее. Там была та же самая сцена. Но женщина повернулась, и теперь ее легко было узнать – несмотря на короткие обесцвеченные волосы. Карла, только моложе. А две маленькие фигуры, снявшие капюшоны, оказались вообще не карликами. Рядом с ней стояли двое детей – маленькие девочки, одинаковые по размерам и внешности, они тепло улыбались в объектив.
– Это вы?
Она кивнула.
– И это… вы – пели на пластинке? – спросил я, вспомнив голос, оравший те две отвратительные песни.
– Да.
Карла подошла к зеркалу и сняла парик густых каштановых волос. Повернулась лицом ко мне. Сейчас волосы у нее были еще короче, чем на фотографии: сверху – маленький ежик, по бокам и сзади выбриты начисто.
– Вот, – сказала она, шагнув ко мне. – Теперь я больше похожа на убийцу?
Я отпрянул.
– Но… не вы же убили Пейсли?
– То была ошибка. Ебаные идиоты – надо было мне самой все сделать. Я и сделаю. Ему опять это с рук не сойдет. Боже, я и так слишком долго ждала.
Она села на кровать и замолчала.
– Кому с рук не сойдет? – спросил я. – И кто эти дети? – Я уже был так изумлен, что не успевал задавать вопросы. – Кого вы отправили к Пейсли? Это те братья из Глазго – те, в честь кого вы назвали свою группу?
Карла не ответила; не отвечала она долго. А когда наконец принялась объяснять, говорила устало и медленно.
– Не было никогда никакой «группы» под названием «Карлики смерти», – сказала она. – То были просто мы с мужем. Я пела, а он играл на всем: все это мы собрали в студии. Сидели на мели – как обычно, – и мы подумали, что заработаем на всей этой панковской фигне и попробуем добыть немного денег. Тогда мы жили в Глазго, и вы не поверите, насколько мы были бедны. Записывались по вечерам. Я каждый день ходила на работу, уборщицей. У него работы не было, он сидел дома с детьми. – Она по очереди показала на фотографии: – Клэр – и Сандра. У нас были близняшки.
