В‑третьих… В‑третьих — эти друзья Зои. Они явно оказались в доме неслучайно. Америка — не Россия, здесь внеплановых визитов не бывает, а если придет кто‑то — дверь, конечно, откроют, но вот пригласят ли в дом — большой вопрос. Ладно, так или иначе — они пришли, чтобы Зоя не была одна в эти минуты… Понятно. Похвально. Но почему именно эти трое? Какую роль они играли в жизни семьи Фелпс? Или, подумал Олег, тут не о жизни семьи Фелпс надо говорить, а о жизни Зои — может, именно это она и хотела сотрудникам группы сказать? Что у нее — своя жизнь. Пожалуй, именно так. Потому что Элен — это ее ближайшая подруга, об этом Олег знал из материалов дела. Этот бизнесмен Сатырос — друг Элен. Значит, надо узнать, что он за бизнесмен — на корпоративного деятеля он никак не похож. Кто он? Гражданский муж — так это называлось в России, а здесь это называют «бойфренд». Даже если бойфренду и герлфренд по восемьдесят — только так и называют. И они сами не разрешают называть себя мужем и женой — ибо очень ценят имеющийся статус. Ладно… Чужая жизнь — потемки. Кто остается? Грэг. Он представлен как выдающийся актер. Забудем, однако, на минуту о его профессиональных качествах. Кто он для Зои? Любовник? Друг? Товарищ детства? А вот тут уже явное противоречие с правилами американской пуританской морали. Тут к браку или даже к содружеству «бойфренд — герлфренд» относятся очень серьезно. Если ты не занят — и быстрые знакомства, и моментальный, почти мимолетный, секс — нет преград: ты свободный человек в свободной стране, в школе учат правильно применять противозачаточные средства, по интернету ты видишь такие подробности любого интима, которые предыдущим поколениям и сниться не могли… Свобода! Но! Но. Но… Если у тебя на руке кольцо, будь готов, что тебя презрительно отвергнут. И это не будет показухой. Правило — если женат, то будь только с женой, — общепринятое правило, и в Штатах к нему относятся очень всерьез.
Итак, Грэг — скорее всего, любовник Зои. И предстоит выяснить, какие у них отношения, какие у него могут быть планы в связи со смертью Фелпса — в общем, все, что надо знать в этих случаях. Вот этим Сандра и займется завтра — прямо по специальности.
Но вот что мучило сейчас Олега больше всего — полная неясность с мотивом убийства. Обычно на исходе первых суток расследования Олег уже внутри себя знал примерно, чего ждать. Не в смысле деталей, нет, даже не в смысле имен или фактов… Он для себя знал, с какой примерно стороны была угроза убитому. Из семьи? С работы? Из внесемейных личных отношений? Из внерабочего бизнеса, которыми жертва тайно занималась? Наконец, из стечения необычных обстоятельств, пока никому не ясных? Они прояснялись обычно потом, в процессе следствия, но наличие каких‑то темных поначалу факторов уже обозначалось на первой стадии расследования.
А в этот раз Олег вслушивался в себя — и не слышал ровным счетом ничего. И злился, и досадовал. Даже наличие «темных факторов» никак не проявлялось пока.
* * *
— Вам не наскучила стариковская болтовня? — Митчелл посмотрел на Лайона пристально. Видимо, остался удовлетворен, потому что налил себе еще на два пальца виски и приготовился продолжать.
Что до Лайона — ему даже профессиональных навыков применять не приходилось для того, чтобы выказать искреннюю заинтересованность. Он был из породы людей, которых президент Грант называл беседчиками — в те давние времена, когда не существовало опросов общественного мнения, а потребность изучать это самое мнение уже была, — тогда вот «в народ» направлялись беседчики — люди с целью беседовать на ту или иную нужную тему. Эта професcия, как, может быть, никакая другая, требует умения заинтересованно и вдумчиво слушать.
И Лайон этим умением обладал вполне. Тем более он уже смирился с тем, что из офиса сегодня до ночи не уйдет — так что спешить некуда.
— Так вот, любви между Джеем Хонкином и Анжеликой, судя по рассказам тех, кто их знал, и моего отца в том числе, можно было только позавидовать.
В книгах пишут о такой любви в великих книгах типа Шекспира, которого знают все, или в бульварных романах, которые вы можете купить в лавке старых книг по девяносто девять центов, а если захотите свежачка — они вам обойдутся немного дороже, — так вот, в любовных романах — в них тоже пишут о такой любви, и никогда — слышите, никогда — не переведутся женщины, которые будут плакать и вздыхать над этими романами… А университетские профессора и прочие ценители нам будут рассказывать басни о большой литературе…
Не удивляйтесь, молодой человек, в моей долгой жизни кем только мне не пришлось побывать — я и книги писал. Воспоминания свои. И понял, что это занятие столь же презренное — и столь же благословенное, если хотите, — как любое другое. Ни из чего в этой жизни не надо делать фетиша.
Лайон кашлянул в кулак.
— Я ценю вашу деликатность, — продолжал Уоррен, — ваше здоровье! Но я не ушел от темы. Дело в том, что эта любовь между Джеем и Анжеликой была в Голливуде тех дней своего рода легендой.
Они и были, я думаю, единственными в своем роде, потому что Джей настолько эту любовь ценил, что никогда и нигде — ни на голливудских приемах или раутах, ни на балах, ни на официальных мероприятиях — с Анжеликой не появлялся. А этих мероприятий тогда уже было достаточно. Умные цепкие ребята, хозяева Голливуда, поначалу видевшие в кино то, чем оно и было, — прибыльный бизнес, так вот, в двадцатых годах эти ребята начали соображать, что у них в руках не просто бизнес, а нечто большее — управление стилем жизни, мыслями и стремлениями миллионов.
Вот тогда и начала создаваться голливудская психология, которая триумфально шествует по миру и сегодня… А тогда только закладывались ее основы — но это как на стройке: здания еще нет, а каркас уже поднимается.
Джей Хонкин ни в коем случае не хотел, чтобы его возлюбленная участвовала во всей этой суматохе. Он ей прямо говорил: «Я тебя слишком люблю, чтобы ставить эту любовь под угрозу. Я не хочу тебя терять!» И ей это поначалу даже нравилось, потому что, чтобы оставаться с ней, он не ходил на самые фешенебельные приемы, пропускал встречи с сенаторами, президентами и другими тузами, — словом, это льстило ее самолюбию, тем более что Джею ничего имитировать не нужно было — он ее и вправду безумно любил.
Но почему я сказал, что ни из чего, слышите — ни из чего в этой жизни не следует делать фетиша? А вот поэтому и сказал. Фетишированная любовь Джея и Анжелики оказалась домом на песке.
Я уже сейчас и не знаю точно, как это началось, но, думаю, все было очень обычно. Красивой молодой женщине надоело оставаться в тени. Ну да, Джей уделял ей много внимания, но у Джея помимо нее была огромная жизнь — и съемки, и балы, и поездки на яхтах, и полночная охота с какими‑то миллионерами… А у нее был Шеппард‑Хауз, служанка и шофер, который мог в любой момент отвезти ее куда угодно, но только не туда, где был Джей, — об этом Анжелика знала точно.
Что? Да, вы правы — именно поэтому ей безумно хотелось туда, куда Джей закрыл ей вход — как он уверял, ради их прекрасной любви.
И вы уже понимаете, что ничем хорошим это закончиться не могло — и не закончилось.
