В самом названии звучит непомерная тяжесть задачи, подумала Сандра. Кто знает, что за тайны проходили через это ведомство. Наконец-то она поняла, что заинтересовало Давида, подвигло его на расследование.
Шалбер продолжал:
– Коллегию основали в XII веке под названием Paenitentiaria Apostolica,
[11] имея в виду более конкретную цель: в то время наблюдался необычайный приток пилигримов, стекавшихся в Вечный город, чтобы посетить его церкви, но также и получить отпущение грехов.
– Это привело к известному в истории периоду индульгенций.
– Верно. Некоторые вопросы мог решать исключительно верховный понтифик, например диспенсации
[12] и благословения, какие только самый высокий клир может предоставить. Но для папы это была громадная, ужасающая работа. И он начал перенаправлять ее отдельным кардиналам, которые затем и создали пенитенциарное ведомство.
– Не понимаю, какая тут связь с современностью.
– Вначале, как только трибунал выносил решение, тексты исповедей сжигались. Но через несколько лет пенитенциарии решили создать секретный архив… И работа в этом направлении до сих пор не прекращается.
Сандра начинала понимать весь размах предприятия.
Шалбер продолжал:
– Там хранятся самые тяжкие грехи, совершенные человечеством за тысячу лет. Иногда это преступления, о которых так никто никогда и не узнал. Нужно также оговориться, что исповедь – акт не принудительный, но непроизвольный, он зависит от доброй воли кающегося, и признания его всегда чистосердечны. Следовательно, Paenitentiaria Apostolica – не просто база данных, каталог заведенных дел, как всякий другой полицейский архив в мире.
– Тогда что же это?
Зеленые глаза Шалбера сверкали.
– Это самый обширный, самый полный из всех существующих архив зла.
Тут Сандра заметила скептически:
– Что-то связанное с нечистой силой? Эти священники – экзорцисты?
– Нет, ты ошибаешься, – тотчас возразил Шалбер. – Пенитенциариев не интересует демонология. У них научный подход: они самые настоящие профайлеры. С годами они накопили огромный опыт благодаря архиву. Шло время, и вдобавок к исповедям кающихся грешников они начали собирать подробные сведения обо всех преступных деяниях. Пенитенциарии изучают их, анализируют, пытаются расшифровать, как бы это делал любой современный криминолог.
– Ты хочешь сказать, что они даже раскрывают преступления?
– Иногда случается.
– А полиция ничего об этом не знает…
– Они хорошо охраняют свои секреты, на самом деле им это удавалось веками.
Сандра придвинулась к подносу с едой и налила себе полную чашку кофе.
– Как они действуют?
– Добравшись до сути дела, раскрыв тайну, они находят способ анонимно оповестить власти. В некоторых случаях вмешиваются сами.
Шалбер взял дипломат, стоявший в углу, открыл его, начал там рыться. Сандре пришли на память адреса в записной книжке Давида, которые тот набросал, прослушивая радиоприемник, настроенный на полицейскую частоту: теперь понятно, почему муж искал того священника на местах преступлений.
– Вот она, – провозгласил сотрудник Интерпола, помахав папкой. – Дело маленького Маттео Джинестры из Турина. Ребенок пропал, мать думала, что его похитил отец: они развелись и муж не был согласен с решением суда по поводу опеки над сыном. Вначале с ним никак не могли связаться, а когда его нашли и обвинили в том, что он спрятал сына, чтобы отнять его у матери, он все отрицал.
– И кто же похитил мальчика?
– Пока полицейские упорно разрабатывали эту версию, ребенок объявился, совершенно невредимый. Обнаружилось, что его похитили старшие ребята, все из хороших семей. Его держали взаперти в заброшенном доме и собирались убить. Для развлечения или из любопытства. Мальчик рассказал, что его спас какой-то человек, который пробрался в дом и увел его с собой.
– Это мог быть кто угодно, почему обязательно священник?
– Неподалеку от того места, где нашли ребенка, обнаружились бумаги, содержащие подробный рассказ о том, что случилось на самом деле. Одного из подростков, замешанных в похищении, замучили угрызения совести, и он исповедался священнику своего прихода. В бумагах, которые якобы кто-то обронил, и была записана эта исповедь. – Шалбер протянул ей папку. – Посмотри, что здесь значится, сбоку.
Сандра прочла:
– Какой-то код: с. г. 764–9–44. Что это?
– Шифр, который используют пенитенциарии для каталогизации дел. Номера, полагаю, условные, а сокращение означает смертный грех.
– Не понимаю одного: как Давид вышел на них?
– Агентство Reuters отправило его в Турин сделать репортаж о похищении. Это он, пока фотографировал, нашел документы. Вот с чего все началось.
– А Интерпол тут каким боком?
– Может, тебе это и кажется добрым делом, но то, чем занимаются пенитенциарии, незаконно. Для них не существует ни границ, ни правил.
Сандра налила себе вторую чашку кофе и, прихлебывая из нее, смотрела на Шалбера. Он, наверное, ждал от нее каких-то слов.
– И Давид вам все преподнес на блюдечке, правда?
– Мы познакомились много лет назад в Вене: он там делал репортаж, я поставлял ему секретную информацию. Идя по следу пенитенциариев, он обнаружил, что их деятельность выходит за пределы Италии, а значит, может заинтересовать Интерпол. Он несколько раз звонил мне из Рима, излагал, что успел нарыть. Потом он погиб. Но раз он сделал так, чтобы ты смогла выйти на номер моего телефона, значит хотел, чтобы мы встретились. Я смогу довести до конца его дело. Итак, где эти указания?
Сандра была уверена, что Шалбер обыскал ее, пока она лежала без чувств, и забрал пистолет, а следовательно, знает, что подсказок Давида при ней нет. Но она не собиралась так легко с ними расставаться.
– Мы вместе доведем дело до конца.
– Забудь, ничего не выйдет. Ты сядешь на первый же поезд и вернешься в Милан. Кто-то хочет тебя убить, тебе опасно оставаться в Риме.
– Я – агент полиции, способна позаботиться о себе и знаю, как проводить расследование, если это тебя беспокоит.
Шалбер, явно нервничая, принялся мерить шагами комнату:
– Я лучше справляюсь один.
– Ну, на этот раз тебе придется пересмотреть твои методы.
– Упрямица. – Он остановился перед ней, поднял указательный палец. – Ладно, с одним условием.
Сандра закатила глаза:
