– И поэтому ты отправил в тюрьму невиновного?
Полицейский повернулся к Маркусу, будто мог его видеть:
– Тут ты ошибаешься: Коста не такая уж невинная жертва. Он имел приводы за преследование и приставания. У него дома мы нашли жесткую порнографию, скачанную из Интернета: такая законом запрещена. Тема всегда одна и та же: насилие над женщинами.
– Фантазий недостаточно, чтобы осудить человека.
– Он готовился к нападению. Знаешь, как мы его арестовали? Он значился в списке подозреваемых по делу Фигаро, мы за ним приглядывали. Однажды вечером заметили, что он, выйдя из супермаркета, пошел следом за женщиной; при нем была спортивная сумка. Нам требовались доказательства, но решение нужно было принимать быстро. Мы могли позволить ему действовать, рискуя, что он причинит женщине вред, а могли сразу его задержать. Я выбрал второе. И оказался прав.
– В сумке нашли ножницы?
– Нет. Только смену одежды, – признался Дзини. – Но одежда – точно такая, какая была на нем. И знаешь почему?
– Чтобы, если запачкается кровью, не бросаться в глаза.
Совершенно логичный план.
– А после он признался и был опознан на очных ставках: мне этого хватило.
– Ни одна из жертв нападения не смогла припомнить ничего конкретного для опознания. Все лишь задним числом подтвердили, что это был он. Женщины, подвергшиеся насилию, настолько потрясены, что готовы опознать всякого, на кого укажет полиция. И они не лгут, они хотят нам верить, они даже убеждены, что мы правы. Они не смогут жить, зная, что монстр, причинивший им боль, все еще разгуливает на свободе: страх, что все может повториться, сильнее, чем чувство справедливости. И становится уже не важно, кто на самом деле виновен.
– Федерико Нони узнал голос Косты.
– В самом деле? – вскипел Маркус. – Этот юноша был беспристрастен, когда указывал на него пальцем? Вспомни, сколько несчастий обрушилось на него за последние годы.
Пьетро Дзини не нашелся с ответом. Закалка старого полицейского еще была на виду, но что-то непоправимо надломилось в душе. Человек, один лишь взгляд которого некогда устрашал преступника, нынче казался невероятно уязвимым. И не только из-за слепоты. Наоборот, слепота сделала его мудрее. Маркус был уверен, что бывший сыщик что-то знает, и, как показывал давний опыт, нужно было только дать ему выговориться.
– С того дня, как мне сказали, что я ослепну, я не пропустил ни одного заката. Иногда я шел на террасу Джаниколо и стоял там до тех пор, пока не догорал последний луч. Есть вещи, которые мы принимаем как должное и больше не вглядываемся в них, хотя они каждый раз нас изумляют. Например, звезды. Помню, ребенком мне нравилось лежать на траве и воображать себе далекие миры. Перед слепотой я снова стал это делать, но все было по-другому. Мои глаза повидали слишком много скверного и ужасающего. Среди последних таких зрелищ был труп Джорджии Нони. – Старый полицейский протянул руку, подзывая котов. – Трудно верить, будто кто-то привел нас в мир только для того, чтобы видеть, как мы страдаем. Говорят, что если Бог благ, значит Он не всемогущ, и наоборот. Благой Бог не стал бы мучить своих детей, следовательно Он просто не в силах этому помешать. Если же Он предусмотрел все это, значит Он не благ, Ему нельзя верить.
– Если бы я мог сказать тебе, что Его замысел мы не в состоянии понять. Что один отдельно взятый человек не может постигнуть великий смысл вещей. Но, по правде говоря, я не знаю ответа.
– Вижу, ты честен. Я это ценю. – Дзини встал. – Пойдем, я покажу тебе кое-что.
Он поднял с земли трость и прошел в кабинет. Маркус заметил веревку метра в два длиной, которая валялась в углу. Неведомо сколько раз полицейским овладевало искушение воспользоваться ею.
– Зря я сдал табельное оружие, – коротко отметил Дзини, словно прочитав мысли посетителя. Потом уселся перед письменным столом, на котором стоял компьютер. Перед клавиатурой стоял не обычный экран, а брайлевский дисплей и колонки. – То, что ты услышишь, тебе не понравится.
Маркус попытался представить себе, о чем идет речь.
– Но сначала я хочу сказать тебе, что этот парень, Федерико Нони, уже настрадался достаточно. – Дзини помрачнел. – Несколько лет назад он утратил способность ходить, и это случилось именно с ним, спортсменом. Когда теряешь зрение в моем возрасте, с этим можно смириться. Потом зверски убили его сестру, практически у него на глазах. Можешь ты хотя бы представить себе что-либо подобное? Подумай, каким беспомощным он должен был себя чувствовать. Кто знает, какое чувство вины он испытывает, хотя и не сделал ничего плохого.
– Как все это связано с тем, что ты собираешься мне поведать?
– А так, что Федерико имеет право на то, чтобы свершить правосудие. Каким бы оно ни было.
Пьетро Дзини умолк, ожидая, чтобы Маркус как-то показал, что понял его.
– Можно сжиться с увечьем. Но с сомнением – нет.
Этого было достаточно. Полицейский забарабанил по клавишам. Новейшие технологии оказали неоценимую помощь незрячим. Дзини мог, как любой другой, делать все что угодно: странствовать по Интернету, общаться в чатах, отправлять и получать почту. Никто в Сети не заметил бы разницы. В киберпространстве различия исчезают.
– Несколько дней назад мне пришел имейл, – объявил полицейский. – Сейчас дам тебе послушать…
В компьютере Дзини имелась голосовая программа, которая зачитывала письма. Он включил колонки и откинулся на спинку стула в ожидании. Вначале синтезированный голос продиктовал анонимный адрес на сервере Yahoo. Послание без темы. Затем голос принялся скандировать текст:
– …он-не-та-кой-как-ты… ищи-в-пар-ке-вил-лы-гло-ри.
Нажав на клавишу, Дзини отключил почту. Маркус недоумевал: составитель загадочного сообщения не мог быть никем иным, как неведомым вожатым, который указал ему путь сюда. Но зачем он обратился к слепому полицейскому?
– «Он не такой, как ты»: что это означает?
– Откровенно говоря, меня больше беспокоит вторая часть: «Ищи в парке Виллы Глори».
Дзини встал с места, подошел к Маркусу, взял его за руку, чуть ли не умоляя:
– Я не могу туда пойти. Зато ты теперь знаешь, что делать. Пойди погляди, что там, в том парке.
14:12
В месяцы после смерти Давида она пребывала в одиночестве, как в скорлупе. То было не состояние, а место. Пространство, в котором можно по-прежнему говорить с ним, не чувствуя себя жалкой сумасшедшей. Сандра затворилась в этой невидимой сфере печали, от которой отскакивало все, с чем приходилось ей сталкиваться. Ничто не могло затронуть ее, пока она оставалась там, ни один человек не в силах был пробить эту оболочку. Парадоксальным образом сама боль являлась мощной защитой.
Так было до стрельбы в капелле Святого Раймондо из Пеньяфорта этим утром.
