Пройдя через ворота с высокой черной решеткой, Маркус стал подниматься по склону: парк Виллы Глори расположен на холме. Тут же наткнулся на смельчака, который бегал трусцой в велосипедных шортах и непромокаемой куртке K-Way; за ним, совершенно в том же темпе, бежал пес, боксер. Маркус поднял воротник плаща: начинало холодать. Он озирался вокруг: может, что-нибудь привлечет его внимание.
Аномалии.
Парк Виллы Глори, в отличие от других римских парков, представляет собой густые заросли. Деревья устремляют в небо свои высокие стволы, создавая причудливую игру света и тени. Под деревьями – разнообразный кустарник, низкий и высокий, землю покрывают сухие ветки и палая листва.
Женщина со светлыми волосами сидела на скамейке. В одной руке она держала зонт, в другой – открытую книгу. Вокруг крутился лабрадор. Сильный, бодрый пес звал хозяйку поиграть, но та, погруженная в чтение, не обращала на него внимания. Маркусу не хотелось попадаться ей на глаза, но, когда он проходил мимо, женщина оторвала взгляд от книги, посмотрела с опаской. Маркус удалился быстрым шагом, пес, помахивая хвостом, увязался за ним – не терпелось хоть с кем-то подружиться. Маркус остановился, подождал. Погладил собаку по голове:
– Ну-ну, хороший песик, ступай к хозяйке.
Лабрадор как будто понял и бросился назад.
Чтобы начать поиски, Маркусу нужна была какая-нибудь подсказка. И она, возможно, таилась в особенностях этого места.
Настоящий лес, густые заросли, не то что в других парках Рима. Не идеален для пикника, но прекрасно подходит для того, чтобы бегать трусцой, ездить на велосипеде… выгуливать собак.
Собаки: вот ответ. Если здесь что-то есть, они это определенно учуяли, сказал себе Маркус.
Он пошел по дорожке, ведущей на вершину холма, внимательно глядя на влажную землю, вплотную подступавшую к асфальту. Пройдя где-то сотню метров, обнаружил в грязи что-то похожее на следы.
Десятки отпечатков лап.
Не один пес пробежал здесь, но многие, один за другим, порывались в чащу леса, привлеченные чем-то для них любопытным.
Маркус сошел с дорожки, зашагал между деревьями. Слышался только тихий шелест дождя да звук его шагов по пропитанным влагой листьям. Он прошел еще сотню метров, стараясь не упускать из виду цепочку собачьих следов, которая, несмотря на ливни последних дней, не исчезла, похоже, постоянно подновляясь. Псы повадились сюда ходить, подумал Маркус. Но пока не мог обнаружить вокруг ничего примечательного.
Цепочка следов внезапно оборвалась, теперь отпечатки лап виднелись повсюду на довольно обширном участке, словно собаки, шедшие на запах, вдруг потеряли его. Или этот запах стал слишком назойливым.
Небо было затянуто облаками. Шум улиц затих, городские огни скрыл темный занавес крон. Маркусу казалось, будто он попал в какое-то место, страшно далекое от цивилизации, мрачное, первозданное. Он вынул из кармана фонарик, включил его. Посветил вокруг, проклиная свое невезение. Придется выбираться отсюда, с тем чтобы возвратиться утром. Есть опасения к тому же, что днем в парке будет полно народу и он не сможет довести дело до конца. Маркус совсем было решил бросить эту затею, как вдруг метрах в двух от него луч фонарика вырвал из тьмы какой-то предмет. Вначале Маркус принял его за сухую ветку. Но предмет был слишком прямым, слишком совершенной формы. Маркус подольше посветил на него и понял, что ему предстоит делать.
К стволу дерева была прислонена лопата.
Маркус положил фонарик на землю так, чтобы свет падал на инструмент и на участок вокруг него. Потом надел латексные перчатки, которые всегда носил с собой, и принялся копать.
Шорохи в лесу стали громче с наступлением темноты. Каждый звук угрожающе надвигался, проскальзывал мимо, словно призрак, и пропадал в колеблемых ветром ветвях. Штык лопаты легко входил во влажную почву. Маркус наступал ногой, потом не глядя отбрасывал в сторону смесь перегноя и листвы. Ему не терпелось увидеть, что погребено под землей, но какой-то частью своего существа он уже предугадывал ответ. Работа оказалась более утомительной, чем он думал вначале. Он запыхался, вспотел, одежда прилипла к телу. Но продолжал копать, страстно желая, чтобы его предчувствие не оправдалось.
Господи, сделай так, чтобы я ошибся.
Но вскоре Маркус почуял запах. Резкий, сладковатый, он до отказа наполнял ноздри и легкие при каждом вдохе, был почти жидким, – казалось, его можно пить. Проникал до самого нутра, смешивался с желудочным соком, возбуждая рвотные позывы. Маркусу пришлось прерваться, прижать ко рту рукав плаща в попытке хоть как-то оградить себя от вони. Вскоре он вернулся к работе. У его ног уже была выкопана небольшая яма, шириной сантиметров пятьдесят и глубиной около метра. Но лопата все углублялась в мягкую почву. Еще полметра. Прошло уже больше двадцати минут.
Наконец он увидел, как на поверхность выступила черноватая жидкость, вязкая, как нефть. Продукт разложения. Маркус встал на колени перед ямой и начал копать руками. Часть темной липкой массы попала ему на одежду, но он не заметил этого. Под пальцами ощущалось что-то более твердое, чем земля. Гладкое, местами волокнистое. Он нащупал кость. Счистил землю и обнаружил фрагмент омертвевшей плоти.
Эта плоть, без сомнения, была человеческой.
Маркус снова взял лопату и попытался, по мере сил, откопать тело. Появилась нога, потом таз. Женщина, обнаженная. Процесс разложения зашел далеко, но, несмотря на это, труп хорошо сохранился. Маркус не смог бы сказать, сколько женщине лет, но был уверен, что она молодая. По всей грудной клетке и еще на уровне лобка виднелись глубокие порезы, нанесенные, вероятно, холодным оружием.
Ножницами.
Маркус наконец поддался усталости. Откинулся назад, по-прежнему на корточках, глубоко дыша, вглядываясь в сцену смерти и насилия, непристойно выставленную напоказ.
Перекрестился, сложил руки для молитвы. Стал молиться за незнакомку. Можно вообразить, о чем мечтала эта девушка, как радовалась жизни. В ее годы смерть обычно кажется чем-то неопределенным, далеким. Имеющим отношение к кому-то другому. Маркус молил Бога принять ее душу, даже не зная, слышит ли его кто-то, или он говорит сам с собой. Ужасная правда заключалась в том, что амнезия вместе с воспоминаниями унесла и веру. Он не знал, как должен себя чувствовать воцерковленный человек, что ощущать. Но молитва за эту бедную душу дарила утешение. Ибо в этот момент только бытие Бога могло укрепить его перед лицом зла.
Маркус не мог точно определить, когда именно наступила смерть. Но, судя по захоронению и по степени сохранности тела, не слишком давно. Труп, лежащий перед ним, заключил Маркус, является доказательством того, что Никола Коста – не Фигаро, ибо человек с заячьей губой определенно находился в тюрьме, когда девушку убили.
Виновен кто-то другой, сказал себе Маркус.
Есть люди, которым достаточно по чистой случайности ощутить вкус человеческой крови, чтобы в них пробудился древний инстинкт хищника, наследие борьбы за существование, прадедовской потребности убивать, утраченной в ходе эволюции. Значит, маньяк, нападавший на женщин, убив Джорджию Нони, открыл для себя новое наслаждение. Что-то, хотя и без его ведома, в нем присутствовало изначально.
