Миновав то, что осталось от железной двери, Маркус вошел в вестибюль. Внутри все было таким же призрачным, как и снаружи. Колонны, окружавшие внутренний двор, изъеденные огнем, казались настолько хрупкими, что было трудно представить себе, как они еще умудряются выдерживать тяжесть свода. Пол во многих местах вспучился, сквозь трещины прорастала трава. В потолке зияла дыра, сквозь которую просматривался верхний этаж. Наверх вела, раздваиваясь, лестница с широкими пролетами.
Маркус прошелся по комнатам, начав со второго этажа. Похоже на гостиницу: отдельные номера со всеми удобствами. Судя по тому, что оставалось от отделки, даже довольно роскошные. Клиника Канестрари, похоже, приносила хороший доход. Маркус заглянул в операционные. Там огонь поработал на славу: в этой печи, подпитываемой из кислородных баллонов, расплавилось все. Оставался ковер из хирургических инструментов и других металлических предметов, которые не поддались огню. Первый этаж пребывал в таком же состоянии. Пламя стремительно перемещалось из комнаты в комнату, на стенах можно было до сих пор различить его мимолетные тени.
В момент пожара клиника была пуста. После смерти Канестрари поток пациентов иссяк. В конце концов, их приводили сюда надежда и беззаветная вера в дарования хирурга.
Мысль, пришедшая Маркусу в голову час назад, обрела очертания. Раз кто-то уничтожил клинику после самоубийства медика, значит он боялся, что в здании спрятано что-то компрометирующее. Возможно, по этой самой причине в амбулатории были установлены микрокамеры наблюдения, а двое бесноватых не далее как сегодня утром яростно гнались за ним. Они не походили на обычных бандитов: темные элегантные костюмы скорее указывали на профессионалов. Определенно, их кто-то нанял.
Маркус надеялся, что огонь что-нибудь да пощадил. Он предчувствовал, что это так, иначе расследование пенитенциария, который ему предшествовал, здесь бы и оборвалось.
Если он докопался до истины, значит и я могу.
В подвале Маркус остановился перед комнатой, где, как гласила табличка на двери, складировались больничные отходы. Затем, как он себе это представлял, отходы последовательно отправляли в специальные учреждения для переработки. Маркус вошел в помещение, где стояли контейнеры, частично расплавившиеся от жара. Пол был покрыт мелкими керамическими плитками с синим узором; многие при пожаре раскололись. Другие почернели.
Кроме одной.
Маркус присел на корточки, чтобы получше рассмотреть. Казалось, плитку вынули, протерли и поставили на прежнее место в углу комнаты. Маркус заметил, что она не закреплена, подцепил ее пальцами и без труда поднял.
Плитка скрывала неглубокую полость в углу. Маркус сунул туда руку, пошарил немного и вытащил металлическую коробку сантиметров тридцать в длину.
На ней не было ни висячего замка, ни скважины. Маркус поднял крышку. И не сразу понял, что перед ним, лишь через некоторое время сообразил, что удлиненный белесый предмет, лежащий в шкатулке, – кость.
Вынул ее и осмотрел, держа обеими руками. По форме и размеру определил, что это плечевая кость человека. Ему показалось, будто он всегда это знал, хотя и не мог понять откуда. Но следующее открытие заставило его забыть обо всем.
Судя по степени кальцификации кости, жертва не достигла полового созревания.
Неужели на совести Альберто Канестрари – смерть ребенка? От ужаса у Маркуса на миг остановилось дыхание, задрожали руки. Нет, это невыносимо. Он недостоин того испытания, какое уготовил ему Господь. Маркус хотел было осенить себя крестом, но тут заметил маленькую подробность.
Каким-то острым инструментом на кости было процарапано имя. Астор Гояш.
– Мне очень жаль, но это возьму я.
Он обернулся: прямо на него смотрело дуло пистолета. Оружие держал тот самый толстяк в пиджаке и при галстуке, который пытался напасть на него в амбулатории пару часов назад.
Маркус не предвидел такой встречи. Здесь, за много километров от жилья, в чаще леса, среди развалин, ситуация складывалась не в его пользу. Наверняка он здесь и умрет.
Но он не желал умирать еще раз.
Сцена вдруг показалась ему до боли знакомой. Такой же точно страх он уже испытывал под дулом пистолета. В гостиничном номере в Праге, когда убили Девока. Внезапно, вместе с чувством страха, к Маркусу частично вернулись воспоминания о том, как все происходило.
Он и его учитель не просто стояли и смотрели. Была борьба. Он набросился на третьего человека, наемника-левшу.
И сейчас, протягивая бесноватому плечевую кость, Маркус резко вскочил и кинулся на него. Тот, не ожидая столь быстрой реакции, не успел сгруппироваться. Невольно попятился, споткнулся о контейнер и свалился на пол, выронив пистолет.
Маркус завладел оружием и навис над противником. Сердце гулко билось, кровь пульсировала в висках – он никогда не испытывал ничего подобного. С этим чувством было никак не совладать. С ненавистью. Он приставил дуло к голове толстяка. Сам себя не узнавая, желал только одного – спустить курок. И только крик лежащего помешал ему выстрелить.
– Мы внизу! – завопил бесноватый.
Маркус понял, что наверху напарник, тот же самый, что и с утра. Взглянул на лестницу: в его распоряжении оставалось несколько секунд. Плечевая кость была ближе к лежащему на полу громиле. Нагибаться за ней рискованно, тот попытается вырвать пистолет. А у Маркуса теперь не хватало духу выстрелить. Он бросился бежать.
Беспрепятственно поднялся по лестнице. Направился к запасному выходу. Выбравшись наружу, бросил взгляд на пистолет, который сжимал в кулаке. Отшвырнул его.
Единственный путь отступления – подняться на гребень холма. Маркус стал карабкаться, надеясь, что преследователи запутаются в чаще. В ушах раздавалось только его собственное натужное дыхание. Через какое-то время он заметил, что никто не гонится за ним. Не успел задуматься почему, как пуля срезала ветку в нескольких сантиметрах от его головы.
Он представлял собой отличную мишень.
Маркус вновь бросился бежать, прячась за кустами. Ноги вязли в грязи, скользили, было легко оступиться и скатиться вниз.
До дороги оставалось несколько метров. Маркус пополз, вдавливая ладони во влажную землю. Опять стрельба. Он почти у цели. Схватился за корень, подтянулся и вывалился на асфальтированную дорожку. Так и лежал ничком, надеясь, что из клиники его не видно. Правый бок кровоточил, но пуля лишь скользнула по ребрам, даже не ощущалось жжения. Если он как можно скорее не уберется отсюда, его настигнут.
Ослепительный свет, прямо в глаза. Это солнце отражалось в ветровом стекле машины, которая двигалась к нему. За рулем кто-то знакомый.
Клементе в своей старой «панде». Он притормозил:
– Залезай быстрее.
Маркус забрался в салон:
– Как ты здесь очутился?
– Ты мне рассказал, как на тебя пытались напасть в амбулатории, и я решил поехать за тобой и подстраховать, – отвечал Клементе, давя на газ. – Я заметил у клиники подозрительную машину, собирался позвонить в полицию. – Тут он разглядел кровь на боку у Маркуса.
