Фонарик шарил в поисках следов, говорящих о присутствии человека. Маркус уже боялся, что обнаружит всего лишь безгласное тело. Но Лары тут не было.
Только стул.
Еще и поэтому собаки ничего не унюхали, сказал он себе. Но именно сюда Джеремия притаскивал девушек. В этой берлоге он их держал месяц, а потом убивал. Здесь не было ни цепей, вделанных в стену, чтобы насладиться мучениями жертвы, ни хитроумных приспособлений, чтобы дать выход садистическим склонностям, ни постели, где можно предаваться плотским утехам. Никаких зверств, никакого насилия, напомнил себе Маркус: Джеремия не трогал девушек. Ничего, кроме этого стула, веревки, которой он их связывал, и подноса, где лежал нож длиной сантиметров в двадцать, которым он потом перерезал девушкам горло. Вот и все, на что оказалась способна извращенная фантазия монстра.
Маркус подошел к стулу и увидел, что на сиденье лежит запечатанный конверт. Он взял его в руки, вскрыл. На старинных планах, лежавших внутри, изображалась квартира Лары, вместе с люком, спрятанным под плиткой в ванной комнате. Заметки о передвижениях девушки, ее распорядок дня. Примечания, в которых излагалось намерение подсыпать наркотик в сахарницу. Наконец, фотография улыбающейся студентки. Через все лицо – красный вопросительный знак. Ты играешь со мной, сказал Маркус про себя, обращаясь к пенитенциарию. В конверте содержались доказательства того, что именно Джеремия похитил девушку.
Но самой Лары – ни следа. Как и таинственного собрата, который направил Маркуса сюда.
Маркус весь кипел от ярости. Пенитенциарий не выполнил обещания. Маркус проклинал его, проклинал самого себя. Можно ли стерпеть такое издевательство: он не останется здесь ни минуты. Маркус повернулся, чтобы уйти, но тут фонарик выскользнул у него из рук. И, падая, высветил что-то за его спиной.
Там, в углу, кто-то стоял.
Стоял и наблюдал за происходящим. Не двигался с места. В луче света показался лишь абрис руки. Черный рукав. Маркус нагнулся, поднял фонарик и медленно направил его на незнакомца.
Там никого не было, просто на плечиках висела сутана священника.
Все мгновенно прояснилось. Вот так Джеремия Смит и приближался к своим жертвам. Девушки не боялись его, видя перед собой служителя Церкви, а не монстра.
Один из карманов оттопыривался. Маркус подошел, сунул туда руку. Вытащил аптечный пузырек и шприц для подкожных инъекций – сукцинилхолин.
Он не ошибался. Но предметы, извлеченные из кармана, рассказывали нечто иное.
Джеремия все сделал сам.
Он знал, что сестра одной из убитых девушек дежурит в тот вечер и поедет с группой скорой помощи, если вызову будет присвоен красный код. И, набрав нужный номер, описал симптомы сердечного приступа. Услышав, как подъезжает машина, вколол себе смертоносный раствор. Шприц бросил в угол, да хоть бы и под стол: персонал скорой помощи в суматохе ничего не заметит, а криминалисты не отличат его от тех, которые расшвыряет повсюду бригада медиков, пытаясь сохранить пациенту жизнь.
Он не переодевался священником. Он на самом деле священник.
Он начал действовать где-то с неделю тому назад, когда разослал анонимные письма всем, кто был замешан в убийстве Валерии Альтьери. Потом отправил имейл, в котором просветил Пьетро Дзини относительно дела Фигаро. После этого позвонил Камилле Рокке и сообщил заранее, что Астор Гояш прибудет в отель «Экседра» через несколько дней.
Он – пенитенциарий.
Он все время маячил у них перед глазами, а они и не знали, кто он на самом деле. Как хирург Альберто Канестрари, Джеремия симулировал естественную смерть с помощью сукцинилхолина. Никакой токсикологический анализ не обнаружит его. Достаточно одного миллиграмма, чтобы парализовать дыхательную систему. Через несколько минут наступит смерть от удушья, как это случилось с Канестрари. Яд моментально сковывает мышцы всего тела, так что передумать уже невозможно.
Но Канестрари не предполагал, что к нему приедет скорая помощь. А Джеремия Смит ее вызвал.
Что видит полиция? Серийного убийцу, который больше не представляет опасности. Что видят врачи? Пациента в коме. Что видит Маркус?
Аномалии.
Рано или поздно действие сукцинилхолина закончится. С минуты на минуту Джеремия Смит очнется.
23:59
Рывок вперед. Остановка. Возврат. И снова: вперед, остановка, возврат.
В синем зале ожидания отделения интенсивной терапии слышался только этот навязчивый, беспрестанно повторяющийся шелестящий звук. Маркус огляделся. Никого. Он осторожно направился к источнику шума.
Створки раздвижной двери, ведущей в отделение, сходились, потом вдруг останавливались, потом расходились обратно. Что-то блокировало механизм и не давало двери закрыться. Маркус подошел ближе. Нога.
Агент полиции, поставленный для охраны, лежал ничком на полу. Маркус осмотрел тело: руки, синий мундир, ботинки на резиновой подошве – чего-то недоставало. Головы, труп был безголовым. Череп разлетелся на куски от выстрела в упор.
Это только начало, подумал Маркус.
Нагнулся над полицейским и увидел, что кобура у пояса пуста. Наскоро прочитал молитву, выпрямился. Зашагал по линолеуму, не торопясь, оглядывая реанимационные палаты справа и слева по коридору. Пациенты лежали на спине, погруженные в ничем не нарушимый, ко всему безразличный сон. Даже дышали за них механизмы. На первый взгляд все было как всегда.
Маркус брел наугад посреди отрешенного от реальности сна. Таким должен быть ад, подумал он. Место шаткого равновесия, где жизнь уже не жизнь, но еще не смерть. Только надежда поддерживает равновесие. Цирковой номер, трюк иллюзиониста. В глубине иллюзии – вопрос, возникающий при взгляде на этих людей. Где они сейчас? Зачем они здесь – или не здесь?
Дойдя до клетушки для персонала, Маркус увидел, что троим сотрудникам клиники повезло меньше, чем пациентам, за которыми они ухаживали. Или больше, это как посмотреть.
Первая медсестра упала на пульт контроля. Мониторы были забрызганы кровью, на шее женщины зияла глубокая рана. Вторая лежала, вытянувшись, у двери. Она пыталась бежать, но безуспешно: пуля настигла ее, вонзилась в грудь, отбросила назад. В глубине комнатки мужчина в белом халате распростерся на стуле, свесив руки, запрокинув голову, уставив невидящий взгляд в потолок.
Палата, куда поместили Джеремию Смита, была последней по коридору. Туда и направился Маркус, уверенный, что найдет койку пустой.
– Входи. – Хриплый, низкий голос человека, трое суток пролежавшего с трубкой в трахее. – Ты пенитенциарий, да?
На несколько секунд Маркус застыл, не в силах пошевелиться. Потом медленно двинулся к ожидавшей его распахнутой двери. Идя вдоль стеклянной перегородки, заметил, что занавески задернуты. Все-таки разглядел какую-то тень посередине палаты. Встал перед входом, под прикрытием стены.
