Жестом Мёрк показал ей, чтобы она на секунду остановилась. И в последующие минуты напряженно пытался объяснить, что ведь до настоящего момента все вроде шло хорошо, но что и он, естественно, размышлял на эту тему. Он мобилизовал самозащиту и обаяние, соединив их в единое целое, взвешивая каждое слово и каждую интонацию. Слишком долгие паузы могли расцениваться как равнодушие, слишком короткие – свидетельствовать о нервозном состоянии говорящего.
Боже милостивый, как он был осторожен с паузами!
В конце концов Мона, кажется, смягчилась и уступила. Призналась, что вся проблема связана с каким-то кризисом средних лет. Что ей просто было необходимо услышать все из его уст. Так что Карл даже позволил себе слегка улыбнуться в такой напряженный момент и завершил свой монолог откровением, которое непременно предполагается в любых равноправных отношениях взрослых партнеров.
– Итак, Мона, я на сто процентов готов прислушаться к любым предложениям, которые у тебя имеются.
Долю секунды он пребывал в сладком предвкушении, что сейчас все вернется на прежние рельсы. Сейчас она возьмет все свои слова обратно и сдастся, за что ее ждет вознаграждение в виде небольшого, но весьма ценного шелкового мешочка.
Она как-то неловко улыбнулась и кивнула. Но, вместо того чтобы пойти ему навстречу, когда каждый обещает другому разбиться в лепешку и направить все усилия на развитие отношений и обеспечение необходимой, как воздух, спонтанности, ухватилась за предоставленную ей возможность и обратила его слова против него же.
– Ладно, Карл, спасибо. В таком случае мое предложение заключается в том, чтобы отныне каждый из нас сосредоточился на своей собственной жизни.
Эта фраза как будто пробила его тараном. Напрочь отняв у него самосознание и чувство реальности. В этот момент ему показалось, что он не знаком с женщиной, сидевшей напротив.
И шелковый мешочек так и остался у него в кармане.
Было слишком поздно.
* * *
Затем наступило утро, и Карлу потребовалось бесконечно много времени, чтобы вновь почувствовать себя самим собой. Каким образом он вообще отыскал дорогу через город, только богам ведомо. Красные задние фонари машин и воспоминание о глазах Моны в тот момент, когда она вышвырнула его из своей жизни, – это было единственным, что он осознавал.
Мёрк разгреб груды бумаг на столе, тем самым обеспечив себе комфортное пространство, чтобы задрать ноги и возобновить неудавшийся ночной сон, которого в значительной мере требовали как тело, так и душа. Однако в то самое мгновение, когда он устроился поудобнее, перед ним в полном снаряжении предстала Роза и закричала что-то про объявление, которое показала ему накануне.
Как будто ему хотелось думать о чем-то, имеющем отношение ко вчерашнему дню…
Карл попытался вдохнуть жизнь в свои мозговые извилины – все-таки он, как-никак, находился на работе, – но мысли не желали сворачивать с орбиты, вращавшейся вокруг Моны. Испытанный шок оставил ему всего три часа беспокойного сна. Даже невероятный прогресс, продемонстрированный во вторник Харди, отступил на задний план.
– Привет, Карл. – Смуглая рука протягивала им с Розой чашечки размером не больше наперстка, от субстанции цвета коричневой глины исходила совершенно не характерная для кофе вонь.
– Я точно не знаю, – сказал Мёрк, заглядывая в чашку, когда Ассад заверил его в том, что, насколько ему известно, пока еще от цикорного кофе никто не умер и что вообще-то он оказывает чудесное действие. Карл вспомнил, что так всегда говорила его бабушка.
Цикорный кофе?! Которым потчевали невинных граждан во время Второй мировой войны… Неужто этому покушению на многовековое совершенствование лучших качеств какао-бобов удалось пережить неминуемый Рагнарёк? Какая безумная несправедливость…
– Вот именно это я и сказал. Сорняки и тараканы – единственное, что осталось, когда нам наконец удалось нажать на кнопку, – вяло изрек он.
Они посмотрели на него так, словно у него началось острое кровоизлияние в мозг, да и сам Карл почувствовал нечто подобное. По всей видимости, он просто пропустил несколько звеньев в мыслительной цепи.
Оставив свое высказывание без комментариев, Мёрк посмотрел на обгоревший нос Розы. Она выглядела почти по-человечески.
– Роза, почему для тебя так важно это объявление? У нас ведь по-прежнему на повестке дня дело Анвайлера, верно?
– Дело Анвайлера, судя по всему, уже не называется делом Анвайлера, да? Ибо, я надеюсь, мы согласны в том, что этот человек невиновен, правда? Я написала отчет для Ларса Бьёрна, в котором предыдущее расследование разносится в пух и прах. Мы с Ассадом пришли к выводу, что либо стоит серьезно побеседовать с мужчиной, от которого сбежала погибшая на судне женщина, либо же выяснить, не была ли она технически безграмотной.
– Технически безграмотной? Я не знаю такого выражения. Что это, черт возьми, такое?
– Тот, кто проявляет беспомощность во взаимодействии с любой электроникой. Человек, который не в состоянии пользоваться прибором, оборудованным более чем одной ручкой или кнопкой. Бестолковый как пробка, когда дело доходит до изучения инструкции по эксплуатации или перехода от дискового телефона к кнопочному или от корыта к современной бытовой технике. Знаком тебе такой тип?
Ассад закивал чрезвычайно оживленно. Он явно придумал собственное определение.
– Конечно! То есть вы считаете, что пожар на лодке мог являться несчастным случаем? Что все эксперты, осматривающие место происшествия, просто-напросто поверхностные идиоты, которые не проверили до дна вероятность такой возможности?
Ассад поднял вверх палец, на который Карл зачарованно уставился. Откуда только взялось такое количество растительности на пальце? Уж не от цикорного ли кофе?
– Прекрасно, Карл. Особенно удалось про «поверхностные» и «проверили до дна», раз уж мы говорим о лодке. Я имею в виду, что она ведь как раз легла на дно, да?
Карл нахмурился. Неужели двое его самых надежных и единственных помощников ночью напились лимонной воды в детском садике в Биспебьерге? Боже мой… Только бы они оставили его в покое.
– Что говорит отчет по проверке, осуществленной пожарными, о возможности несчастного случая? – обратился Мёрк к Ассаду.
– А-а… кажется, они считают, что на борту не находилось ничего, что могло бы спровоцировать настолько сильный взрыв. Ни газового баллона, ни…
Тут встряла Роза:
– У дураков все возможно. К примеру, сочетание лака для волос на столе и газовой горелки, которая стоит себе и выпускает газ, потому что хозяйка забыла ее зажечь. Масляная лампа на «голландке», ацетон или жидкость для снятия лака на полочке… И еще подумай о том, кем работает Анвайлер. Разве он не техник сцены и осветитель? А у людей этой профессии разве не имеется множество предметов и устройств, которые являются источником тепла? Возможно, он оставил там какой-нибудь прожектор, который женщина по ошибке зажгла, а затем уронила куда-нибудь на диван, где лежала пара бутылок с денатуратом… Существует столько вариантов, но мы не можем ничего знать наверняка, и, признаться, меня это абсолютно не волнует, ибо это не наше дело. Мое дело лишь позвонить в колокольчик. А поисками ответов на все эти вопросы пускай занимаются на третьем этаже.
