— Веди быстрее! — прикрикнул им.
Еле успел. Освобождаясь от проблемы, я почувствовал облегчение симбионта. Так это он сливал таким образом проклятие, понял я. И, развеселившись, крикнул: «Счастливого пути». В голове прозвучало: «Уро-о…» — и бульк.
Уже совсем с другим настроением, но под конвоем я вернулся в шатер. Там находились все те же трое. Хан лежал, не до конца веря своему исцелению, вокруг него сидели верховный шаман и правая рука. Я, не дожидаясь разрешения, уселся с левой стороны от хана и с вызовом посмотрел на возмущенных такой непочтительностью шамана и Быр Карама.
— Имею право, — нагло заявил я и, не обращая внимания на их шипение, обратился к хану: — Так, больной, покажите язык… Теперь «а-а-а»…
Хан добросовестно выполнял мои указания. Почему я занимался на первый взгляд вроде бы всякой ерундой? Да потому что в этой ерунде был скрыт глубокий и невидимый сразу смысл. Все больные, приходя к доктору, ждут от него помощи и выполняют его указания без споров. У них уже заложено в сознании, что доктор имеет право давать им указания, а они должны их выполнить, потому что он разбирается в болезнях и знает, что и как делать. Если бы я действовал как маг, то не имел бы и доли того влияния на хана, каким стал обладать сейчас. Хан доверял мне как доктору.
Простой пример. К вам подходит человек и говорит: «Открой рот». Да вы пошлете его куда подальше. А когда то же говорит доктор, мы стараемся открыть рот как можно шире. Или пример гинеколога-мужчины, который говорит даме: «Раздвинь ноги», — и она раздвигает. Разницу чувствуете? Дело в том, что между больным и доктором образуется прочная связь, основанная на доверии. С магом так не получится.
Я оттянул веки хана вниз и попросил:
— Поводите глазами из стороны в сторону. Ага… — опять неопределенно высказался я. Постучал пальцами по клыкам, прислушался, повторил характерное для Луминьяна многозначительное «однако» и стал щупать живот. — Не болит? А тут?
Получив ответ, с видимым для окружающих удовлетворением произнес:
— Ну что, больной, кризис прошел. Но организм ослаблен.
— Ты скажи, лекарь, что дальше делать и что с ханом? — грубовато спросил Быр Карам.
— Уважаемый, я вам не лекарь какой-то там. Я дипломированный доктор, можно сказать, земский профессионал. Лекари у вас тут травку курили да спорили, когда хан умрет, скоро или не очень скоро, — обрезал его я.
— А что с великим ханом?
— Кризис болезни прошел, но у него артроз коленей, склероз сосудов и смещение позвонков на спине; кроме того, возрастные отклонения в виде остеохондроза в области шеи. Голову поворачиваете с трудом, больной? — обратился я к хану.
Тот прислушался к себе и, соглашаясь, закивал головой.
— Вот поэтому требуется дополнительное лечение и постоянное нахождение под наблюдением врача. Ну все, больной, выздоравливайте. А я пошел, — поднялся, делая вид, что собрался уходить.
— Куда, хуман, собрался? — осадил меня правая рука и сделал знак охране, те быстро перегородили выход. — А хана кто долечивать будет?
— Не знаю, я пришел его спасти, а лечат его пусть вон братья шамана, — кивнул я на молчаливо сидящего старика. На мой выпад тот только поморщился.
— Присядь, — мягким голосом проговорил хан. — Тебя извиняет молодость и твое умение.
Он дождался пока, я снова усядусь.
— Место по левую руку от меня было свободно, но ты его занял. Сам уселся без приглашения, — усмехнулся он. — Я принял это, не прогнал, теперь ты мой советник, пока я тебя не отпущу. Ты сам принял это решение, я согласился. Теперь тебе за свои поступки отвечать надо. — Он говорил тихо, с расстановкой, давая мне время осознать свое новое положение и статус. И чтобы я понял опрометчивость своего поступка. Это был Гронд, только с клыками, такой же вежливый и опасный.
Я заерзал и обвел всех хмурым взглядом. Быр Карам мстительно усмехнулся, шаман остался сидеть с непроницаемым лицом.
— Так что ты говорил про Барака Абаму? — спросил хан как о чем-то незначительном, без особого интереса — вроде как поддержать угаснувший разговор.
— Барама Обаку, — поправил я. — Что слышал, то и сказал.
— И где о нем говорили как о великом хане? — Лежащий орк продолжал говорить с легкой снисходительностью, показывая, что особого интереса он к этой теме не проявляет. Типа мало ли что говорят. Всем рты не закроешь.
Я принял его манеру и ответил:
— Да болтали разное у сивучей.
Тут не выдержал правая рука.
— Кто болтал? — подался он вперед. Шаман укоризненно посмотрел на Карама, но тот только отмахнулся рукой и в упор уставился на меня.
— У вас, как в любом нормальном государстве, — я ответил ему усмешкой, — пока доберешься до больного, он уже три раза помрет, а советник, который должен знать то, что происходит в степи, спрашивает это у иноземца-хумана. Куда мир катится? — закатил я глаза.
— Человек, не играй с огнем! — Правая рука потянулся своей правой рукой к кинжалу.
— Что, так же, как и сивучи, попытаешься отрубить мне ноги и руки? — Я вел себя нагло, на грани. Шел по тонкому лезвию, но иначе было нельзя. Они должны меня принять именно таким, тогда я что-то смогу сделать. Я расширял рамки дозволенного, и только. Но это было опасно, очень опасно. Я играл на противоречивых чувствах орков. Они выше всего ценили в себе и других смелость и независимость. Уважение и почтительность рассматривали как слабость. А какие дела можно вести со слабым? Только повелевать им. Но я был не орк, а существо в их понимании низшего порядка — человек. Тут могло быть или — или. Но я сумел уже установить незримые нити доверия к себе и пер напропалую.
— Так ты тот студент из посольства, который муразу сивучей обозвал великим ханом? — прервал молчание шаман.
— Да, было дело, — согласился я. — Но вам доложили не совсем верно. Можно даже с определенностью сказать, совсем неверно. Я назвал его великим муразой сивучей. И кто мне скажет, что я был не прав? — Я еще раз осмотрел собравшихся. Мой взгляд был колючим, как шубка ежика, и каждый из глазевших на меня укололся и отступил.
— Расскажи подробнее, что произошло у сивучей, — мягко попросил хан. Не приказал, не потребовал, а именно попросил. С чуть-чуть заметными нотками просьбы в голосе.
— Так рассказывать нечего. У шамана Сарги Улу советник — лесной эльфар, вот он и подговаривал его и еще пятерых шаманов сменить хана. Убить непокорных вождей и иметь в совете большинство. Но они не пришли к единодушию. Шаман сивучей хотел видеть на месте великого хана своего вождя, а остальные опасались, что тогда орками будут править лесные эльфары, и лучше поставить дурачка Барама Обаку. Типа тогда они, шаманы, как более достойные будут править.
Я посмотрел на спокойного шамана, но тот и бровью не повел, оставшись сидеть и дальше с непроницаемым лицом.
