— Я заберу вас из Симлы, как только спадет жара, освобожу вас от подавленности, — продолжала добросовестная Адела, — и мы осмотрим наследие моголов — будет ужасно, если вы не увидите Тадж! — а потом я провожу вас на пароход в Бомбей. Последний взгляд на эту страну должен быть интересным.
Но миссис Мур не слышала ее, она уснула, утомленная ранним подъемом. Здоровье ее за последнее время сильно пошатнулось, и ей, конечно, не следовало бы пускаться в эту экспедицию, но она собралась с духом, решив пострадать ради удовольствия других. Ее сон был продолжением яви; ей снились ее другие дети, которым тоже было нужно ее присутствие — Стелла и Ральф, и она во сне объясняла им, что не может одновременно быть сразу в двух семьях. Когда она проснулась, Адела перестала строить планы и, глядя в окно, восторгалась:
— Они просто чудесны.
Эти холмы поражали даже при взгляде с возвышенности, на которой лежал гражданский поселок, но здесь Марабар казался сонмом богов, в сравнении с которыми земля представлялась призрачной. Марабар вырастал из земли единым массивом, вершина которого была увенчана скалой — если такой исполинский камень можно назвать скалой. Позади этого великана высились другие холмы с другими пещерами, разделенные, словно ущельями, узкими полосами равнины. Все это великолепие едва заметно двигалось, по мере того как поезд, пыхтя, объезжал холмы, которые следили за его приближением.
— Это ни в коем случае нельзя было пропустить, — сказала девушка, несколько преувеличивая свой восторг. — Смотрите, встает солнце — какое великолепие, какая мощь, идите сюда, скорее, смотрите! Я готова теперь отдать все, лишь бы это увидеть. Мы бы никогда этого не увидели, если бы сидели у Тертонов с их вечными слонами.
Пока она говорила, небо справа окрасилось в яростный оранжевый цвет. Цвет пульсировал и, дрожа, разливался по небу из-за деревьев, интенсивность света нарастала, он — хотя это казалось невозможным — становился все ярче и ярче, ограниченный снаружи воздушной сферой. Женщины застыли в ожидании чуда. Но в момент наивысшей кульминации, когда казалось, что сейчас умрет ночь и восторжествует день, ничего не произошло. Казалось, что у небесного источника иссякли силы. Резкие тени на востоке исчезли, холмы потускнели (хотя на самом деле солнце просто равномерно их осветило) — утренний ветер нес с собой разочарование. Колдовство растаяло, как туман. Почему, почему, когда чертог был приготовлен, жених не явился в блеске своей славы под гром барабанов и звуки труб, как того ожидали люди? Солнце поднялось в небо без всякого блеска и великолепия. Теперь это был бело-желтоватый диск на фоне бесцветного полотна, касавшийся своими лучами полуобнаженных тел людей, работавших в поле.
— Ах, должно быть, это был ложный восход — кажется, он обусловлен слоями пыли в верхних слоях атмосферы. Эта пыль за ночь не успевает осесть на землю. Так, кажется, рассказывал мистер Макбрайд. Да, должна признать, что и в Англии бывают потрясающие рассветы. Вы помните Грасмир?
— Ах, этот чудесный Грасмир! — Какой англичанин не знает и не любит этот озерный край, романтичный, но такой ухоженный. Он возник на какой-то другой, более дружелюбной планете. Здесь же восход залил светом неопрятную равнину под коленями Марабара.
— Доброе утро, доброе утро, всем надеть топи! — закричал Азиз, появившийся в конце вагона. — Немедленно наденьте топи, утреннее солнце очень опасно для головы, говорю это как врач.
— Доброе утро, доброе утро, но вы и сами наденьте топи.
— Моей голове солнце не страшно, — смеясь, ответил Азиз, запустив пальцы в свою невероятно густую шевелюру.
— Какой же он милый, — пробормотала Адела.
— Слышите, Мохаммед Латиф тоже желает всем доброго утра, — продолжал Азиз, сопровождая свои слова самыми немыслимыми жестами.
— Доктор Азиз, что случилось с нашими холмами? Машинист забыл остановить поезд?
— Может быть, это круговой поезд, и сейчас он без остановки поедет обратно в Чандрапур. Кто может это знать?
Однако, проехав по равнине еще с милю, поезд наконец притормозил около слонихи. Нет, там, конечно, была платформа, но такая низкая, что ее, можно сказать, не было вовсе. Зато на платформе стояла слониха и качала своим раскрашенным лбом.
— Какой сюрприз! — в один голос воскликнули обе женщины. Азиз ничего не сказал, но его просто распирало изнутри от гордости и облегчения. Слониха должна была стать апофеозом пикника, и одному только богу было известно, какие героические усилия потребовались от Азиза, чтобы добыть это животное. Полуофициально это можно было сделать через Наваба Бахадура, подобраться к которому легче всего было через Нуреддина, и, хотя он никогда не отвечал на письма, надавить на него можно было через его мать, которую Нуреддин уважал и любил, а она в свою очередь была дружна с бегумой Хамидуллы, которая любезно пообещала связаться с матерью Нуреддина, как только починят женский вагон поезда из Калькутты. Эта длинная и, по видимости, тонкая и ненадежная цепочка наполняла Азиза довольно комичной гордостью за Восток, где друзья друзей — это подлинная реальность, где возможно все — пусть и не сразу — и где каждый в конце концов получает свой кусочек счастья. Был доволен и Мохаммед Латиф, потому что двое гостей опоздали на поезд, и теперь ему удастся поехать на хаудахе,
[25] и не придется трястись до пещер в разбитой повозке. Довольны были и слуги, потому что слон прибавил им уверенности в себе, и они бодро вынесли багаж на пыльную платформу, дружелюбно покрикивая друг на друга.
— Нам потребуется час, чтобы добраться туда, час — чтобы вернуться обратно, и два часа на осмотр пещеры — ну, положим, что три, — сказал Азиз с чарующей улыбкой. В его облике вдруг появилось что-то царственное. — Обратный поезд отходит в половине двенадцатого, и вы как раз успеете ко второму завтраку, который вы разделите с мистером Хислопом в обычное время — в половине второго. Видите, я все о вас знаю. Четыре часа — это недолгая экскурсия, и возьмем еще час на всякие непредвиденные обстоятельства, которые частенько случаются у наших людей… Я решил все подготовить и организовать без вашего участия, но вы, миссис Мур, и вы, мисс Квестед, можете в любой момент внести любые изменения в мой план, даже отказаться от посещения пещер. Вы согласны? Тогда милости прошу занять места на спине этого животного.
Слониха величественно опустилась на колени, став похожей на одиночный серый холм. Гости взобрались по лестнице на спину животного, а Азиз по-охотничьи, лихо взлетел наверх, ступив сначала на ногу слонихи, а потом уцепившись за ее задранный хвост. Когда следом за ним полез Мохаммед Латиф, слуга, следуя заранее полученным инструкциям, отпустил кончик хвоста, и бедный родственник с размаху сел на сетку попоны. Это падение было частью, так сказать, придворной буффонады, которой Азиз хотел развлечь дам, но они не оценили грубую шутку. Слониха двумя резкими движениями встала на ноги и вознесла своих пассажиров на высоту десяти футов над равниной. Сразу же внизу стала видна копошащаяся жизнь, которая вечно путается под ногами слонов, — деревенские жители со своими голыми детьми. Слуги побросали багаж и утварь в телегу. Хассан оседлал жеребца и с высоты своего положения высокомерно распоряжался слугой Махмуда Али. Брахмана, нанятого для приготовления еды для профессора Годболи, усадили под акацией и велели дожидаться возвращения экспедиции. Поезд, который тоже, как все надеялись, должен был вернуться, медленно покатился по равнине, слегка извиваясь, словно сороконожка. Единственным заметным движением было ритмичное шевеление каких-то щупалец, каковые при ближайшем рассмотрении оказывались струями грязной воды, перекатывающейся через глиняные бортики источников, откуда она тонкими ручейками растекалась по полям. Вид этот не был отталкивающим, но он не добавлял ни красок, ни жизненной силы прохладе утреннего воздуха. Слониха чинно шагала к холмам (бледное солнце светило снизу и сбоку, четкими тенями очерчивая мельчайшие складки), а вокруг возникло какое-то новое качество — духовная тишина, поразившая, помимо слуха, и все остальные чувства. Жизнь продолжалась, как обычно, но все ее события оставались без последствий — звуки умирали, не породив эха, мысли обрывались, не давая плода. Все вокруг казалось отрезанным от своих корней и пропитанным иллюзиями. Например, по краю дороги то тут, то там попадались какие-то холмики, низкие и тронутые известняком. Что это было — могилы, груди богини Парвати? Деревенские жители, которых они спрашивали об этом, давали оба ответа. Путаница возникла и со змеей, эта загадка тоже осталась без определенного ответа. На противоположной стороне отдаленного ручья мисс Квестед заметила какой-то тонкий длинный предмет и воскликнула: «Змея!» Деревенские согласились, а Азиз подтвердил: «Да, это очень ядовитая черная кобра, которая привстала на хвосте, чтобы посмотреть на проходящего слона». Однако, когда мисс Квестед достала бинокль Ронни и снова посмотрела на предмет, он оказался изогнутой и высохшей пальмовой веткой. «Это не змея», — сказала мисс Квестед, но деревенские принялись возражать. Адела попыталась их убедить, но безуспешно. Азиз признал, что предмет и правда похож на сухую корягу, но тут же сочинил историю о мимикрии животных. Во всей этой истории не чувствовалось вымысла. От обрывистого края Кава Дола накатывали волны раскаленного зноя, и этот жар еще сильнее туманил головы. Волны эти накатывались через беспорядочные интервалы и двигались разными, прихотливыми путями. В мареве казалось, что кусочек поля под знойным воздухом вдруг резко подпрыгивает, а потом ложится на место. Когда они приблизились к холмам, волны иссякли.
