— Да, да, они встретились с мисс Дерек и пошли к машине.
— Потом проводник вернулся к вам?
— Именно так. Хотите сигарету?
— Надеюсь, она не больна, — стоял на своем англичанин. Расщелина внизу расширялась в высохшее русло, пробитое потоком, стремившимся к Гангу.
— Если бы она заболела, то обратилась бы ко мне.
— Да, это здравая мысль.
— Я вижу, что вы сильно волнуетесь. Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом, — мягко сказал он. — Мисс Квестед была вольна делать все, что захочет, таков был наш уговор. Я вижу, что вы беспокоитесь за меня, но, честное слово, я спокоен, я никогда не обращаю внимания на пустяки.
— Да, я беспокоюсь за вас, я считаю, что они поступили невежливо и бестактно! — возразил Филдинг, понизив голос. — Она не имела права покидать пикник, а мисс Дерек не имела права потакать ей в этом.
Обычно чувствительный и ранимый, Азиз был сейчас абсолютно непробиваем. Крылья, вознесшие его до небес, и не думали складываться. Сейчас он был императором, Великим Моголом, исполняющим свой долг. Сидя на слоне, он смотрел, как удаляются Марабарские холмы, смотрел на них как на провинцию своей империи, угрюмую, неприветливую равнину, смотрел на крестьянок, несущих ведра, на белые святилища, мелкие могилы, на змею, похожую на ветку. Он сделал для своих гостей все, что мог, и если они опоздали или уехали слишком рано, то это его никак не касалось. Миссис Мур спала, обхватив столб хаудаха, Мохаммед Латиф бережно поддерживал ее, а рядом с ним сидел встревоженный Филдинг, которого Азиз мысленно уже называл «Сирил».
— Азиз, вы представляете, во что вам обойдется этот пикник?
— Тсс, мой дорогой друг, не говорите об этом. В сотни и сотни рупий. Окончательный счет будет просто ужасающим. Слуги моих друзей меня уже ограбили, а что касается слонихи, то она, вероятно, питается золотом. Я могу положиться на вас, что вы никому этого не расскажете? М.Л. - я прибегаю к инициалам, потому что он нас слышит, — этот хуже всех.
— Я предупреждал вас, что он нехороший человек.
— Нет, он хороший, но для себя, и его нечестность разорит меня.
— Азиз, как же все это чудовищно!
— Знаете, на самом деле я им восхищаюсь. Он доставил несколько приятных минут моим гостям. К тому же это мой долг, привлекать его, он же мой кузен. Если деньги уходят, то возвращаются к тебе тоже деньги. А если деньги задерживаются, приходит смерть. Вы слышали эту полезную поговорку на урду? Наверное, нет, потому что я только что ее придумал.
— У меня другие поговорки: сэкономленный пенни — это заработанный пенни; не зная броду, не суйся в воду; один стежок, сделанный вовремя, стоит девяти. Британская империя стоит на них. Вы никогда не избавитесь от нас, если не перестанете платить таким, как М.Л.
— Избавляться от вас? Зачем мне думать об этом грязном деле? Оставим это политикам… Нет, когда я был студентом, я сильно возмущался вашими проклятыми соотечественниками, но если они не будут мешать мне работать и не будут слишком грубы со мной, то мне не захочется чего-то большего.
— Но вам нужно большее, иначе вы не стали бы приглашать их на пикник.
— Пикник не имеет никакого отношения ни к англичанам, ни к индийцам. Это мероприятие для друзей.
Кавалькада добралась до станции, где подобрала повара-брахмана. Приехал поезд, обдавая раскаленным паром равнину, и двадцатый век вступил в свои права, вытеснив век шестнадцатый. Миссис Мур села в свой вагон, трое мужчин — в свой, задернули занавески на окнах, включили электрический вентилятор и улеглись немного вздремнуть. В сумеречном свете они были похожи на мертвецов, да и сам поезд, несмотря на то что двигался, казался мертвым — гробом, порожденным научным гением Севера, осквернявшим пейзаж четыре раза в день. Когда поезд отъехал от Марабарских холмов, их отталкивающий микрокосм исчез, уступив место компактному виду, не лишенному романтической привлекательности. Поезд один раз остановился, чтобы набрать воду в пересохшее горло котла и уголь — в опустевший тендер. Потом паровоз окинул взглядом уходящее вдаль полотно, набрался мужества, рванулся вперед, обогнул гражданский поселок, пересек, не снижая скорости, переезд и резко остановился. Чандрапур, Чандрапур! Экспедиция окончилась.
Да, путешествие окончилось. Они сидели в полумраке вагона и готовились вернуться к своей обыденной жизни, когда вдруг случилась странность, переломившая течение этого необычного утра. Дверь вагона распахнулась, и в коридор вошел полицейский инспектор мистер Хак.
— Доктор Азиз, мне очень неприятно это говорить, но я вынужден вас арестовать.
— Послушайте, это какая-то ошибка, — поспешил вмешаться в ситуацию Филдинг.
— Сэр, таковы мои инструкции. Обстоятельства мне неизвестны.
— Но по какому обвинению вы его арестовываете?
— Мне приказано не говорить об этом.
— Не надо разговаривать со мной в таком тоне. Предъявите ордер на арест.
— Сэр, в таких случаях, как этот, ордер на арест не нужен. За справками обращайтесь к мистеру Макбрайду.
— Очень хорошо, так мы и сделаем.
— Хорошо, идемте. Азиз, старина, не волнуйтесь, это какое-то недоразумение.
— Пройдемте, доктор Азиз. Полицейский экипаж уже ждет.
Молодой человек издал рыдающий звук и бросился к противоположному выходу, готовый выпрыгнуть на пути.
— Не вынуждайте меня применять силу, — крикнул мистер Хак.
— Ради бога, только не это… — закричал Филдинг, его нервы тоже были на пределе, и, схватив Азиза за руку, удержал его на месте, рванул на себя и встряхнул, как капризного ребенка. Еще секунда, и он бы попытался бежать, а потом последовали бы свистки, беготня и прочие прелести охоты на человека…
— Дружище, мы поедем к мистеру Макбрайду вместе и узнаем, что случилось, — он приличный человек, это недоразумение… Он извинится. Никогда и ни за что не нарушайте закон.
— Мои дети, мое доброе имя, — плачущим голосом стонал Азиз. Крылья его бессильно повисли.
— Ничего страшного не произошло. Наденьте шляпу, дайте руку. Я вас не брошу.
— Слава богу, он не сопротивляется, — облегченно воскликнул инспектор.
Они рука об руку вышли на станцию, залитую полуденным зноем. На платформе царило необычное оживление. Из вагонов высыпали пассажиры и их слуги, прибавилось и полицейских. Ронни встретил миссис Мур. Мохаммед Латиф принялся громко причитать. Прежде чем они успели протиснуться через толчею, Филдинга резко окликнул мистер Тертон, и в тюрьму Азиз поехал один.
XVII
Коллектор наблюдал за сценой ареста из глубины зала ожидания. Открыв решетчатую оцинкованную дверь, он внезапно вырос на пороге, словно бог из машины. Когда Филдинг вошел, створки захлопнулись, у входа встал слуга, а другой индиец с веером, чтобы подчеркнуть важность и значительность момента, задернул дверь грязной занавеской. В первый момент коллектор молчал, не в силах вымолвить ни слова. Его побелевшее, величественно-прекрасное лицо не выражало ничего, кроме фанатизма — это выражение было суждено носить всем англичанам Чандрапура в течение многих следующих дней. Тертон, храбрый и самоотверженный служака, горел благородным белым пламенем, очевидно, он бы без колебаний убил себя, если бы это оказалось нужным для дела. Взяв себя в руки, он, наконец, заговорил:
