XXVIII
Она умерла, и тело ее погрузилось в глубину вод южного океана, ибо пароходы из Бомбея не могут достичь Европы, не обогнув Аравию. Миссис Мур оказалась еще южнее тех мест, где она была на суше. Солнце коснулось ее в последний раз, и тело ее упокоилось в другой Индии — на дне Индийского океана. По себе она оставила не вполне приятное чувство, ибо смерть на корабле не прибавляет ему репутации. Кто была, в конце концов, эта миссис Мур? Когда судно бросило якорь в Адене, леди Мелланби отправила телеграмму, написала письмо — то есть сделала все, что положено в таких случаях, но на самом деле супруга вице-губернатора не рассчитывала на такой исход и не раз повторяла: «Я видела бедняжку всего несколько часов до того, как ей стало плохо; конечно, это была большая неприятность, омрачившая возвращение на родину». Призрак покойной сопровождал судно до Красного моря, но попасть в Средиземное ему было не суждено. Где-то возле Суэца азиатское влияние ослабевает, уступая место влиянию европейскому. В этом переходе миссис Мур окончательно покинула корабль. В Порт-Саиде пассажиры ощутили дуновение серого буйного севера. Холод был так силен и крепок, что пассажирам казалось, будто он непременно вторгнется в страны, только что ими оставленные. Однако, повинуясь естественным законам, жара вскоре снова взяла свое.
Эта смерть приняла в Чандрапуре более утонченную, но и более устойчивую форму. Вскоре родилась легенда о том, что англичанин убил свою мать за ее попытку спасти жизнь индийца, и в этой легенде было достаточно правды для того, чтобы вызвать раздражение властей. Иногда поводами для возникновения легенд служили либо убитая корова, либо крокодил с кабаньими клыками, выползший на берег Ганга. Бороться с таким вздором гораздо труднее, чем с обычной, откровенной ложью. В какой-то момент поступили сообщения о появлении двух могил с останками Эсмисс Эсмур: одной — возле кожевенной мастерской, второй — за товарной станцией. Мистер Макбрайд посетил обе и заметил признаки нарождавшегося культа — глиняные блюда и прочее. Будучи опытным чиновником, он не стал раздражать народ, и через пару недель вся эта вспышка пошла на убыль. «За всем этим стоит пропаганда», — заявил Макбрайд, забыв о том, что всего сотню лет назад европейцы, только начавшие осваивать индийские сельские районы, настолько сильно возбудили воображение туземцев, что те считали, будто после смерти европейцы превращаются в демонов. Демоны, конечно, не боги, но их непременная составная часть, добавлявшая богу какой-либо эпитет к уже существующим. Так младшие боги дополняют старших, а те в свою очередь Брахму.
Ронни постоянно напоминал себе, что его мать покинула Индию по собственной воле, но совесть его все равно была нечиста. Он плохо вел себя по отношению к ней, и ему оставалось либо раскаяться (и перевернуть все свое мировоззрение), либо упорствовать в своем жестокосердии. Ронни выбрал второе. Как она действовала ему на нервы своим покровительственным отношением к Азизу! Как дурно влияла она на Аделу! Она не унялась и теперь со всеми этими неприятностями из-за смехотворных «могил». И все из-за сближения с туземцами. Конечно, она не преуспела в нем, но попытки таких же отчаянных экспедиций она предпринимала всю свою жизнь, и Ронни теперь ставил это ей в вину. У молодого человека было множество проблем и забот — жара, народные волнения, приближавшийся визит вице-губернатора, двусмысленность положения Аделы — и все эти проблемы венчало, придавая им гротескную форму, индийское обожествление миссис Мур. Что происходит с матерью, после того как она умирает? Вероятно, она возносится на небеса и, во всяком случае, исчезает. Ронни следовал религии в ее стерилизованном школьном варианте, который никогда не приходит в упадок — даже после столкновения с тропиками. Куда бы он ни входил — в мечеть, пещеру или храм, — он неизменно придерживался духовных воззрений пятиклассника и клеймил как «слабость» любую попытку понять чужую духовную жизнь. Собравшись с силами, он вообще выбросил все это из головы. В надлежащее время он и его сводные брат и сестра установят табличку с датами ее жизни в Нортгемптонширской церкви, прихожанкой которой она была, отметив на табличке тот факт, что она была похоронена в море. Этого будет вполне достаточно.
Аделе тоже придется уехать. Он надеялся, что она сама это предложит. Он ни в коем случае не мог теперь жениться на ней — это бы означало конец его карьеры. Бедная несчастная Адела… По милости Филдинга она жила теперь в его государственном колледже — это было неловко и унизительно, но в английском поселке никто не желал ее принимать. Выяснение их личных отношений он отложил до решения вопроса об уплате издержек. Азиз подал иск о возмещении ущерба. После этого Ронни попросит ее освободить его от брачных обязательств. Адела убила его любовь, которая, правда, и не была особенно крепкой. Собственно, никакой помолвки и не было бы, если бы не то происшествие в машине Наваба Бахадура. Она пришла из юношества, из той жизни, которую он давно перерос — из жизни, где были Грасмир, серьезные разговоры, прогулки и прочая подобная чепуха.
XXIX
Визит вице-губернатора стал следующей вехой на пути разложения Марабара. Сэр Гилберт, хотя и не был просвещенным человеком, придерживался тем не менее просвещенных мнений. Долгая служба в секретариате исключала личные контакты с индийцами, и сэр Гилберт говорил о них весьма изысканно, сокрушаясь по поводу расовых предрассудков. Он искренне порадовался решению суда и поздравил Филдинга с тем, что тот «с самого начала придерживался широкого, разумного и единственно возможного похвального взгляда на это дело. Говоря по секрету…» Филдинг терпеть не мог секретов, но сэр Гилберт оказался настойчив и сообщил ему, что «некоторые наши друзья с холма провели это дело неудачно», так как не поняли, что «стрелки часов движутся вперед, а не назад», и так далее, и тому подобное. Он мог гарантировать одно: Филдинга будут сердечно рады снова видеть в Клубе, и он просит — именно просит, а не приказывает — принять приглашение. Вице-губернатор вернулся на свой гималайский Олимп совершенно удовлетворенным; такие мелочи, как сумма, которую придется уплатить мисс Квестед, и суть того, что же именно произошло в пещерах, его не заинтересовали.
Филдинг чувствовал, что он все глубже и глубже втягивался в дела мисс Квестед. Колледж был до сих пор закрыт, сам он столовался и жил у Хамидуллы, и у мисс Квестед не было причин менять место своего временного проживания. На ее месте он бы уехал, предпочтя отъезд прохладной и отвлеченной цивилизованности Ронни, но мисс Квестед ждала, когда до конца истечет положенный срок. У нее было все, что ей было нужно, — дом, где можно было жить, сад, где можно было гулять в редкие минуты прохлады. Катастрофа показала мисс Квестед всю ограниченность ее свободы, а он понял, насколько терпеливым характером она обладала. Ее смирение было поистине трогательным. Он ни разу не слышал, чтобы она роптала из-за того, что ее оттолкнули от себя и англичане, и индийцы; она считала это должным наказанием за глупость. Когда Филдинг намекнул ей, что ее извинение перед Азизом было бы вполне уместным, она с грустью ответила: «Да, вы правы, мне стоило бы и самой об этом подумать, но мои инстинкты никогда мне не помогают. Почему я не бросилась к нему сразу после суда? Да, конечно, я напишу ему извинения, но не продиктуете ли вы их мне?» Они вместе составили письмо, очень искреннее, содержавшее множество трогательных фраз, но все же в целом оно получилось корявым и совсем не трогательным. «Может быть, мне написать другое письмо? — спросила она. — Я готова любой ценой исправить тот вред, причиной которого я стала. Я могу сделать правильно и то, и это, но когда мои действия складываются, то выходит очень плохо. Это мой самый главный изъян, но до сих пор я этого не понимала. Мне казалось, что если я буду справедливой и буду задавать нужные вопросы, то смогу преодолеть любые трудности». Филдинг ответил:
