Оппенгеймер много трудился, чтобы поддерживать в команде рабочий режим и не позволять сотрудникам покидать «борт корабля», не полагаясь на их личную ответственность. Будучи очень талантливым человеком, Оппенгеймер, тем не менее, старался сдерживать свое эго во время принятия решений и использования ресурсов. Несмотря на конфликты с Теллером, он все же попросил его разработать и спроектировать более мощную водородную бомбу («Супер»), возглавив одну из групп теоретического подразделения. Они также встречались раз в неделю для обсуждения идей Теллера, которые касались ряда областей, значимых для успешного завершения проекта.
Оппенгеймер предоставлял подобные возможности и другим сотрудникам
[89]. Неутомимый в поиске наилучших идей для проекта он сознательно вовлекал своих ученых в эту работу, постоянно нацеливая их на более высокие достижения
[90].
Модель взрыва: как удержать безумную идею
Несмотря на особый статус «Манхэттенского проекта», Гроувз и Оппенгеймер отрабатывали множество безумных идей, которые часто даже конкурировали с основными направлениями исследования. В результате этот метод оказался решающим для успеха проекта.
Гроувз считал: «Если нужно сделать выбор между двумя методами, используйте их оба»
[91]. Это стремление моделировать идеи привело к тому, что альтернативные варианты постоянно разрабатывались и были доступны в процессе работы, а не игнорировались как неподходящие или нереальные.
Из области взрывотехники известно, что ошибка в настройке таймера даже на миллионную долю секунды может привести к тому, что взорвется бомба мощностью не в 20000 тонн, как задумывалось, а лишь в 60 тонн ТНТ (тринитротолуола). На начальном этапе проекта основная рабочая модель представляла собой 17-футовое «плутониевое ружье», которое должно было выстрелить расщепляемым материалом в основание бомбы, чтобы создать «критическую массу». Сет Неддермейер (Seth Neddermeyer) предложил другой способ: почему бы не создать сферу, которая взрывалась бы равномерно, сжимая все материалы с трех сторон? Он считал, что подобная бомба взорвется быстрее и будет более компактной, что отвечало важным требованиям военных
[92].
Идея Неддермейера, высказанная им на общем собрании, вызвала единодушный протест большинства участников, и даже Оппенгеймера. Дело было не столько в том, что снаряду потребовалась бы идеально симметричная форма, сколько в том, что его содержимое могло вырваться наружу, вместо того чтобы сжаться. Многие молодые ученые высмеяли эту идею: «Она дурно пахнет», – сказал Ричард Фейнман
[93]. А сторонники модели ружья доказывали, что выбрали наиболее удачную альтернативу.
Тем не менее, невзирая на свои собственные сомнения, Оппенгеймер попросил Неддермейера после собрания детальнее изучить этот замысел. Он призвал Неддермейера, который, подобно Теллеру, недолюбливал коллективную работу, провести эксперименты и представить сложные математические расчеты, требуемые для создания «ударной волны». Больше года Неддермейер работал над этой задачей в полном одиночестве, без жестких сроков, избегая всяческого сотрудничества с другими, которое большинством его коллег считалось принятым в этом проекте стилем работы
[94]. Это решение тайно поддержать идею Неддермейера оказалось невероятно удачным для проекта.
На второй год работы над проектом стало очевидно, что модель ружья вряд ли окажется успешной. Модель взрыва, разрабатываемая благодаря дальновидности Оппенгеймеру под руководством Неддермейера, стала, пожалуй, единственной возможной альтернативой на тот момент, хотя технические трудности все еще представлялись непреодолимыми. Моральный дух команды упал, и Оппенгеймер стал подумывать об уходе
[95]. Для решения проблемы необходимо было вернуться от проектирования оружия к основам науки: определить в малейших деталях флюидную динамику, дабы понять, что произойдет в ту миллисекунду, которая нужна для взрыва. Модель взрыва была единственно возможным решением, однако она, в свою очередь, требовала нового взгляда на проблему.
Оппенгеймер попросил Неддермейера отказаться от руководства тем, что первоначально было его идеей, и передать этот проект другим для завершения. Он высказал эту просьбу «от лица успеха всего проекта»
[96].
Качества лидера: высший интеллект и человечность
Оппенгеймер и Гроувз постоянно находились в центре событий, принимали участие во всем, но в то же время делегировали отдельные задачи самым компетентным сотрудникам. Они отслеживали все технические разработки, и ничто более-менее важное не могло от них ускользнуть. Оба знали, как подвигнуть команду на упорную работу, с сочувствием выслушивая все проблемы и предлагая решения, и требовали соблюдать жесткие сроки. Оба были постоянно готовы к обмену информацией с членами проекта. Кроме того, сотрудники были искренне преданы им обоим, боясь совершить промах и разочаровать их
[97]. В итоге сложился очень эффективный стиль руководства.
Как вспоминал Бете:
«Оппенгеймер знал и понимал все, что происходило в лаборатории, независимо от того, шла ли речь о химии или теоретической физике, или о механике…, и «укладывал» все процессы в общую схему действий, принимая правильные решения. Никто в этой лаборатории не мог с ним сравниться… В нем было также много человеческого тепла.
У всех наверняка сложилось такое впечатление, что Оппенгеймер интересовался каждым из нас. Разговаривая с кем-то, он давал понять, что работа этого человека имела большое значение для успеха всего проекта.
Я не припомню ни одного случая в Лос Аламосе, когда он был груб с кем-то, хотя до и после войны такое с ним часто случалось»
[98].
Джон Лансдейл (John Lansdale), главный помощник Гроувза по вопросам безопасности и разведки, заметил: «Гроувз… действовал на людей как катализатор. Большинство из нас, работая с ним, добивалось гораздо больших результатов, чем можно было от нас ожидать»
[99].
