Зажатые рынком частного сектора и жестким контролем правительственного сектора, общественные медицинские организации заслуживают большей свободы и уважения с обеих сторон. Но и они должны больше уважать себя и не стесняться действовать согласно своему призванию вместо того, чтобы оправдываться, почему они не работают как в бизнесе.
Подводя итоги о роли трех секторов, можно сказать, что в большинстве случаев (за скромным исключением) система здравоохранения требует правомерного регулирования, достаточного финансирования и контроля над ценами со стороны правительства в государственном секторе, бесперебойного снабжения со стороны бизнеса в частном секторе и профессиональной организации обслуживания больных в общественном. Но, помимо этого, всем трем секторам необходимо объединить усилия для построения сотрудничества. Мы все чаще слышим о партнерстве между государственным и частным секторами. Но обязательно нужно услышать и о том, что к ним присоединились и организации из общественного сектора. Кроме того, не следует забывать о главном вызове нашего времени: так реорганизовать медицину, чтобы она заработала как система – как корова!
18. Реорганизация медицины в целом. Как системе преодолеть разрозненность ее частей
Коль скоро корова – система, а медицина – нет, разве мы не можем заставить ее стать системой и работать как живой организм? Нет. Но должны хотя бы постараться это сделать. По крайней мере, если каждый из нас работает как корова – в личном плане, на физическом уровне, – то уж наверняка небольшие группы сумеют действовать почти так же.
Как уже упоминалось, организм коровы, подобно нашему, использует кровь для распределения запасов кислорода, нервную систему – для связи между органами, а питание – для наполнения тела жизненной силой, или энергией. Социальными эквивалентами этому функционалу будут бюджет, система коммуникаций и культура. В заключительной главе книги я высказываю предположения, как все эти аспекты в совокупности с другими могут приблизить нас к способности работать как корова. Я разбил свои идеи на четыре группы: 1) перспективный и систематический подход, 2) загрузка общих ценностей медицины в каждую из ее частей, 3) объединение этих частей путем коммуникации, сотрудничества и контроля и 4) обеспечение автономии.
Важно помнить, что в медицине целое всегда больше, чем арифметическая сумма частей. Это определяется термином синергия, иногда выражается формулой 2 + 2 = 5. Аккумулятор, четыре колеса, мотор и другие части не более чем детали до того момента, пока их не соберут в машину, средство передвижения. То же самое относится и к сердцу в палате № 4. Это не более чем орган, пока он не начнет взаимодействовать с остальными частями тела так, чтобы пациент продемонстрировал невероятную восстановительную способность и покинул палату.
Перспективный и систематический подход
Доктор, действующий глава медицинской комиссии в своем стационаре, заявил мне, что как только его коллега получает пост «директора профессиональных услуг», он перестает быть врачом. Я не мог не спросить в ответ: кого же он предлагает ставить на эту должность вместо врача? Бухгалтера? Экономиста? А как насчет магистра бизнеса? Или еще лучше: почему бы не упразднить эту должность и не предоставить менеджерам высшего звена право принимать решения по специальным медицинским вопросам?
Да, его подход был глупым, но отнюдь не оригинальным и уж точно не банальным. Такая узость взглядов пронизывает медицину насквозь: среди профессионалов, не способных выглянуть за рамки конкретной специальности; среди менеджеров, не умеющих видеть дальше привычного офиса; среди правительственных аналитиков и страховых компаний, заколдованных числами; среди экономистов, не желающих расставаться со своими догмами. Им всем необходимо узнать гораздо больше, чтобы правильно оценить работу системы под их чутким руководством.
Точкой, от которой можно начать расширение перспектив, будет принятие медицины как призвания. В то утро, когда я впервые сформулировал этот подход, по местным новостям я услышал сообщение об инициативе правительства провинции Квебек запустить программу поощрений для медиков, сокращающих время ожидания приема. Не правда ли, гениальный способ отучить профессионалов относиться к здравоохранению и как к призванию, и как к системе: просто дрессируя у них нужные рефлексы, подобно собакам Павлова!
И, поверьте, у этой пропасти нет дна: чем сильнее контроль с целью коррекции, тем беспомощнее становятся те, кого контролируют. Разве сердце у коровы пытается подкупить почки, поставляя им больше кислорода? Нет, он распределяется в организме согласно запросам каждого органа. Только так она остается здоровой.
И снова переключимся на нашу «систему» здравоохранения. Здесь львиная доля «кислорода» тратится на лечение болезней. Медицина ждет, пока мы заболеем, чтобы обрушить на нас свои изощренные методы. Прекрасно. Но лучше просто увеличить подачу кислорода, чтобы укрепить здоровье и предотвратить болезни.
Конечно, это очень важно: лечить тех, кто уже болен. А кроме того, выгодно политически, потому что больные, требующие увеличить расходы на свое лечение, – одно из самых агрессивных лобби. По сравнению с ними гораздо больше людей, которым только предстоит заболеть (но они об этом пока не знают), вообще на лобби не тянут. Так мы и тратим львиную долю денег на исцеление, хотя увеличение финансирования на профилактику продлит нам жизнь и сэкономит средства в долгосрочной перспективе. Вот это я понимаю – эффективность! Предлагаю прочитать следующую врезку.
Памятка о причинах
Когда проводится благотворительный забег Run for Cancer («Забег против рака»), собранные средства, как правило, идут на исследования в области новых способов лечения, а не причин заболевания. То есть помощь оказывают тем, кто уже болен, а не помогают всем прочим избежать недуга. Однако я считаю, что унция, вложенная в профилактику, экономит не меньше фунта, вложенного в лечение.
Доктор Джонас Солк
[103] не вылечил от полиомиелита ни одного ребенка. Вместо этого он сделал все, чтобы ни одному ребенку не пришлось справляться с этой болезнью. Мы сбились с ног в поисках способов исцеления от таких болезней, как рак груди, но кто позаботился о том, чтобы искать их причины?
Отчасти проблема кроется в самой медицине. Собственно, она и появилась из-за того, что людям надо было лечиться, и поскольку исследованиями занимаются главным образом врачи, на это и тратятся практически все фонды. Часто это происходит по инициативе докторов, всеми правдами и неправдами желающих поддержать передовое научное реноме своей организации вопреки тому, что гораздо больше пользы от них было бы в отделениях, где идет работа с пациентами.
Я спросил у врача, активно занимающейся исследованиями в области рака груди, какая доля средств уходит на поиск причины болезни. Оказалось, меньше 1 %
[104]. Конечно, она могла утрировать, но насколько? Да, есть заболевания (например, болезнь Альцгеймера), причины которых волнуют общество, но как насчет подавляющего большинства остальных?
