Юлиус и Этель Розенберг были казнены в июле 1953 года в тюрьме Синг-Синг — это был единственный случай, когда советские агенты были приговорены к такому наказанию за шпионаж против Соединенных Штатов.
Вместе с Гарри Голдом были осуждены еще двое — «Джон Доэ» (на самом деле это был Анатолий Яковлев) и «Ричард Роэ» (на самом деле — Семён Семенов). Это обвинение двум советским разведчикам было чистой формальностью, потому что оба они уже давно покинули США.
На западном побережье главным объектом советской разведки была радиационная лаборатория Калифорнийского университета в Беркли. Здесь применялись такие же методы, как и в других частях страны: привлекались коммунистические партийные группы, американское подполье и советский разведывательный аппарат. Главным координатором был Василий Зубилин из посольства, который время от времени приезжал на западное побережье для получения сообщений и бесед со своими советскими и американскими помощниками. Непосредственно работой руководили двое служащих советского консульства в Калифорнии Петр Иванов и Григорий Хейфец. Они были в прямой связи с американскими коммунистами и симпатизирующими им людьми, включая физиков-атомщиков, с которыми часто встречались в обществе.
Вице-консул Хейфец («Браун») имел широкий круг знакомств. Старый большевик, бывший секретарь Надежды Крупской, он пользовался уважением среди американских коммунистов и профессоров левых взглядов, в числе которых были физики из радиационной лаборатории.
Вскоре после создания радиационной лаборатории Пол Кроуч, секретарь партийной ячейки в графстве Аламеда, штат Калифорния, был заменен более надежным Стивом Нельсоном. Нельсон («Стив Месарош»), эмигрант из Югославии и член партии с 1925 года. Он учился в ленинском институте в Москве, работал по заданию Коминтерна в Китае в 1933 году и воевал в интернациональной бригаде в Испании.
[364]
Однако, как Браудер и Голос, Нельсон придерживался концепции разведячеек и был против реорганизации агентурной сети по советскому образцу. Он был убежден, что успех в атомном шпионаже может быть достигнут только за счет коллективных усилий членов группы.
[365]
Нельсон уговорил Джозефа Вайнберга, физика-исследователя и члена кружка в Беркли, передавать ему информацию «от заслуживающих доверия коммунистов, работающих над проектом». Он попытался вовлечь и доктора Роберта Оппенгеймера, ведущего ученого-атомщика в Беркли и будущего научного руководителя атомного завода в Лос-Аламосе.
В декабре 1942 года по указанию Нельсона профессор-коммунист Хаакон Шевалье вошел в контакт с Оппенгеймером и использовал стандартный довод о том, что Россия имеет моральное право воспользоваться американскими атомными секретами, так как они являются союзниками. Оппенгеймер не только отказался, но назвал все это открытой изменой, позже он сообщил об этом инциденте генералу Гроувсу. Органы безопасности Соединенных Штатов вскоре были информированы о деятельности Нельсона и его коммунистических ячеек в Беркли.
Не встревоженный неудачей с Оппенгеймером и не подозревая, что находится под наблюдением, а один из его отчетов уже попал в руки ФБР, Нельсон продолжал свою работу. Между январем и мартом 1943 года он установил тесные связи с Вайнбергом и получил от него строго секретную информацию об атомном проекте, которую затем передал Иванову в Сан-Франциско. За его встречами с Вайнбергом, так же, как и за визитом в консульство, разумеется, уже наблюдали. Правительственный агент сидел поблизости, когда Григорий Хейфец, незадолго до отбытия в СССР, встретился в одном из ресторанов Сан-Франциско с Мартином Каменом, главным химиком радиационной лаборатории. Запись их разговора подтвердила, что Камен передал советскому служащему информацию о запасах урана в Чикаго и атомных исследованиях в других частях страны.
В апреле 1943 года Зубилин приехал в Сан-Франциско из Вашингтона, чтобы получить у Нельсона отчет о его работе. При встрече Нельсон предложил компромисс: «Советские органы разведки должны в каждом городе или штате, где требуется создать разведывательную ячейку, найти заслуживающие доверия источники информации и напрямую связать их с коммунистами, которые поставят перед ними специальные задачи».
[366] Это была уступка русскому давлению против разведывательных ячеек. Однако предложение Нельсона так никогда и не было претворено в жизнь.
В Чикаго, третьем городе, где во время войны проводились атомные исследования, обстановка несколько отличалась от той, что была в Нью-Йорке и Калифорнии. В Чикаго не было ни советского посольства, ни консульства, и разведывательный аппарат надо было строить вокруг резидента. Таким резидентом был Артур Александрович Адамс, большевик с дореволюционным стажем и старый сотрудник советской разведки.
[367]
Адамс не раз приезжал в США с секретной миссией и всегда под прикрытием легальной коммерческой задачи. Например, в 1927 году он якобы представлял АМО — первый автомобильный завод, который строился в России. В 1932 году он прибыл для приобретения самолетов в компании «Кертис-Райт». В 1938 году он основал здесь технологическую лабораторию. В 1942 году выступал под видом торгового агента одного канадского бизнесмена (своего друга — Самуэля Вегмана).
Теперь, в 1942–1944 годах, когда ему было за пятьдесят, он был слишком стар для разведывательной работы. Он страдал от ревматизма и вынужден был целые дни проводить в постели в комнате отеля. Временами приступы болезни случались с ним прямо на улице. Такое физическое состояние делало его непригодным для столь секретной работы, которой он должен был заниматься. Кроме того, некоторые из его информаторов были хорошо известны как члены Коммунистической партии Соединенных Штатов. И тем не менее из-за отсутствия подходящих людей Адамсу было поручено заниматься атомным шпионажем. Он работал в этой области около четырех лет, за это время он добыл и передал в Россию секретные сведения об установке в Ок-Ридже и атомных исследованиях в других странах.
