Мэй был приговорён к десяти годам каторжных работ. Общественное мнение в Англии, еще не созревшее в тот момент для полного понимания значения советского шпионажа, по-разному отнеслось к его осуждению. Особенно не уверены были в справедливости приговора члены лейбористской партии. Раздавались протесты против «излишней суровости», и депутация под руководством лейбористского члена парламента Гарольда Ласки пыталась войти в правительство с ходатайством в пользу Мэя. Они потерпели неудачу, и Мэй отбыл срок наказания, который ему сократили на одну треть из-за хорошего поведения. Он был освобожден 30 декабря 1952 года.
Канадский суд был снисходителен в своем первом послевоенном шпионском процессе. Шесть из двадцати подсудимых были оправданы, хотя их вина казалась очевидной. Тринадцать были приговорены к разным срокам заключения. Двое партийных лидеров, которые были организаторами и душой аппарата, получили по шесть лет заключения каждый. Фред Роуз оставался в тюрьме до августа 1951 года. Через два года он навсегда покинул Канаду и переехал в Польшу. Его товарищ Сэм Карр бежал на Кубу, а потом вернулся в Нью-Йорк, где жил, скрываясь от властей. Два года спустя он был арестован ФБР. Его передали канадским властям, отдали под суд и приговорили в апреле 1949 года. Коммунистическая партия Канады расценила это как «заговор против мира» и в то же время объявила, что Карр «больше не имеет никакого отношения» к партии.
На ранних стадиях расследования Гузенко и его семья жили в домике в полицейском лагере, как лица, состоящие на попечении канадского правительства. Допросы и показания перед королевской комиссией и судом оставляли ему слишком мало времени, чтобы устроить свои личные дела. Когда его услуги Канаде стали известными и были оценены, начала поступать помощь от общественности, как бы в качестве компенсации за первоначально холодный прием. Его первая книга «Это мой выбор» (в США она вышла под названием «Железный занавес») имела успех, и на ее основе был снят фильм. Бывший советский клерк-шифровальщик теперь обладал состоянием, превышающем 150 тысяч долларов. Финансовые трудности отступили, хотя бы на некоторое время.
Однако с того момента, как супруги Гузенко сделали свои признания, их начали преследовать другие проблемы. Им пришлось скрывать свою личность от публики, от прессы и даже от собственных детей. Об их местонахождении знали не более 12 человек, полиция сочинила для них «легенду» — фиктивную биографию, хорошо продуманную, правдоподобную и принятую соседями Гузенко, школьными учителями их детей и местными властями. Они меняли дома, автомобили, имена, чтобы замести все следы своего прошлого. Вокруг дома четы Гузенко постоянно дежурила охрана, одетая так, чтобы их нельзя было принять за полисменов.
Эти меры оказались на удивление успешными. Некоторые из советских агентов, перешедших на другую сторону, бесследно исчезали из виду и жили где-то тайно в относительной безопасности. Другие пытались открыто выступать на политической арене, и многие из них дорого заплатили за свою смелость. Гузенко был единственным среди них, кто жил и работал сразу на этих двух уровнях. В конце своих разведывательно-контрразведывательных приключений Гузенко начал писать. Его первый роман «Падение титана» был достаточно хорош и имел финансовый успех. Казалось, что Гузенко обрел истинное призвание в литературе.
В международном масштабе дело Гузенко обозначило конец процветания советской разведки военного времени. Число арестованных в связи с делом Гузенко было невелико по сравнению с армией советских информаторов, но удар, нанесённый в Канаде, посеял страх во многих из них. Трудно привести точные цифры, но, по крайней мере, в Соединённых Штатах и Канаде многие агенты 1944–1945 годов бросили всё и постарались, чтобы о них забыли. Легенда о безопасности рассеялась. Многие, ранее преданные люди, начали сомневаться в целях советского шпионажа, как составной части общего советского наступления. Возросшая жёсткость органов национальной безопасности и ужесточение наказаний за шпионаж обозначили новый период депрессии советской разведки.
Но Москва не могла допустить существование постоянных помех в ее разведывательной деятельности. Было сделано многое, чтобы преодолеть новые барьеры, и нельзя сказать, что это было всегда безуспешно.
Глава VIII. Европа после войны
В новых условиях
Чрезвычайные военные обстоятельства неизбежно вызывали послабления в строгих правилах конспирации. Мы видели, как в 1941–1945 годах эти законы конспирации нарушались в США, Германии и Швейцарии, как шпионская деятельность тесно переплеталась с работой коммунистических партий, как в своей частной жизни рядовые агенты разведки вели себя вопреки установленным правилам. Теперь военная напряженность прошла, и настало время, когда нарушители правил должны были расплачиваться за свои прегрешения. В каждом случае крупного провала некоторые лица или даже группы лиц обвинялись в этом и подвергались наказанию, независимо от того, виновны они или нет, потому что нужен был пример на будущее. Слабина должна быть устранена, предательство — наказано.
Козлом отпущения номер один в канадском деле стал полковник Николай Заботин, советский военный атташе в Канаде. Но этого показалось недостаточно строгим судьям в Москве. Центр начал тщательно рассматривать все зарубежные дела. В западные страны были посланы следователи с заданием допросить всех агентов, которые работали там в военное время, а также их друзей и знакомых, не раскрывая при этом, разумеется, тех изменений, которые происходили в штаб-квартире, и ничего не говоря об идущей чистке. Их расследование распространялось на всех агентов и касалось всех инцидентов, даже самых незначительных. «Нам нужна ваша информация, — объясняли они, — чтобы выяснить, какие ошибки мы допустили в военное время и как мы должны улучшить работу в будущем». А в конце беседы они требовали: «Никогда и никому не рассказывайте о нашем разговоре».
Но не только расследования и чистки потребовались для того, чтобы обновить советский разведывательный механизм. Обстоятельства сильно изменились. Война закончилась, Германия капитулировала, остатки тайных сетей вышли из подполья, люди постарели и устали и уже не могли продолжать изматывающую работу. Требовалось новое поколение разведчиков, и почти повсюду в Европе надо было создавать новый шпионский аппарат.
Масштаб ценностей тоже стал другим. До войны многие страны делили между собой честь быть объектом советской разведки номер один — Польша, Франция, Япония, Германия. Однако Соединенные Штаты в тот период такой целью не являлись. Успехи, достигнутые советской разведкой в Вашингтоне и Нью-Йорке в 30-х годах, объяснялись скорее рвением американских друзей, чем советским давлением. И в самом деле, лучшие мозги НКВД и ГРУ раньше были привлечены к работе в других местах. Но в 1946–1947 годах Соединенные Штаты стали главной целью, оставив далеко позади Францию и Германию, не говоря уже о небольших государствах. Советы при операциях в США перестали считаться с риском и расходами.
Западная Германия вскоре заняла второе место. С 1948 года значение Западной Германии в представлении советской разведки стало быстро возрастать, и в послевоенный период там вновь заработала густая шпионская сеть.
