За последние два дня всего было через край. Казалось, я пережила все взлеты и падения, какие только можно испытать. Любовь. Потеря. Любовь. Снова потеря.
Мне нужна была передышка. Время, чтобы прийти в себя. И я взяла паузу.
Это то, что я усвоила на сеансах с доктором Тафтом. Когда обстоятельства оказываются сильнее тебя, когда стресс делает тебя слишком уязвимой, нужен глоток воздуха. Доктор Тафт всегда выступал за так называемые «дни психического здоровья». Помню, как он разглагольствовал о том, что при кашле человека освобождают от работы, но, если человек истощен морально, его призывают терпеть.
Я сказала Розе, что мне нездоровится, и, судя по тому, что она не всучила мне градусник и не стала пичкать лекарствами от простуды, она уже знала, что недуг, который держит меня в постели, ей не вылечить.
В груди разливалась боль. Болела пустота внутри. Больше всего меня возмущало то, что Райдер сделал это сейчас, когда он так страдает из‑за смерти Джейдена, а я не могу быть рядом, чтобы его поддержать.
Прижимая подушку к груди, я перевернулась на бок и крепко зажмурилась. Да, ко мне пришло осознание того, что я изменилась, но вскоре обнаружила, что Райдер застрял в прошлом.
Я подтянула колени к подушке, вспоминая свой первый день в школе, когда я увидела Райдера. Я прокручивала в памяти все наши встречи, слова, которые мы говорили друг другу. Уже тогда раздавались тревожные звонки. Я слышала их, но не догадывалась, насколько глубоки шрамы в его душе. Я была настолько поглощена тем, что происходило между нами, своими чувствами к нему. Могла я что‑то предпринять несколько недель и месяцев назад?
Сомневаюсь.
Мне понадобилось четыре года, чтобы запустить процесс изменения, и хотя я добилась некоторых успехов, до сих пор была еще… в процессе. Между тем Райдер даже не сделал первый шаг.
После обеда Кейра прислала сообщение, спрашивая, что со мной. Я ответила, что неважно себя чувствую, и бросила телефон на кровать.
Завтра.
Завтра я встану и пойду в школу. Не могу же я вечно оставаться в постели. В субботу я приду на похороны Джейдена и буду рядом с Райдером, если ему захочется с кем‑то поговорить. Я не могла не поддержать его в такую минуту, но это все, что я была готова ему дать. Мне хватало сил и желания бороться за нас, но я не могла вести эту борьбу в одиночку. Райдеру тоже нужно было что‑то сделать.
Но он предпочел опустить руки.
В глазах по‑прежнему стояли слезы, но за целый день, что я провела в постели, они так и не пролились. Солнце уже клонилось к закату, когда в дверь тихо постучали. Я приподнялась и села, когда вошел Карл, в бледно‑голубом хирургическом костюме.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, останавливаясь в нескольких шагах от кровати.
Во мне шевельнулось желание солгать, потому что я сомневалась, что выдержу разговор с Карлом, если он пришел за этим. Но я не стала юлить.
– Спасибо, уже лучше.
– Не против маленькой компании?
Я кивнула и устроилась поудобнее, прислонившись к спинке кровати. Я вцепилась в подушку, прижимая ее к груди.
Карл присел с краю, поворачиваясь ко мне.
– Долгая неделя, да?
Я снова кивнула.
– И мы только на половине пути, – пошутил он с легкой улыбкой. Мужчина отвернулся, и я заметила, что седины на виске прибавилось. – Пойдешь завтра в школу?
– Да. – Я откашлялась. – Собиралась.
– Это хорошо. А то впереди каникулы, можно здорово отстать, – сказал он. – Я знаю, ты разговаривала с Розой в понедельник, и я бы пришла к тебе раньше, но в больнице сумасшедшие дни. С этой холодной погодой и неумелым обращением с керосиновыми обогревателями у меня операции одна за другой. – Карл посмотрел на меня и выдержал паузу. – Но я давно хотел поговорить с тобой. Я должен извиниться за свои слова.
Уже ставшую привычной потребность сказать ему, что все хорошо, было трудно перебороть, но мне это удалось. Я молчала и ждала продолжения.
– Мы с Розой знаем, что ты не Маркетт. Мы удочерили тебя не для того, чтобы заменить ее, – продолжил он. – В тот момент, когда мы приняли такое решение, ты стала нашим ребенком, таким же важным для нас, как и Маркетт, и таким же потрясающим.
Грудь сдавило, и я крепче прижала к себе подушку.
– Мы – твои родители, а родители… они порой все портят, вмешиваясь в дела детей. Мои старики были такие же. Это неизбежно, и в воскресенье я сам облажался. Брякнул что‑то со злости и разочарования, чего не должен был делать. Прости меня. Я знаю, что задел твои чувства и огорчил тебя, и искренне сожалею об этом.
Плотно сжав губы, я кивнула, пытаясь прогнать боль из груди. Но она, будто назло, только усиливалась.
– Я тебя прощаю, – сказала я и… простила.
– Я рад это слышать. – Карл снова улыбнулся, встречаясь со мной взглядом. – Роза сказала мне, что ты говорила с ней о Райдере, и я хочу сказать, что ты права. Я действительно не дал ему шанса.
Меньше всего мне сейчас хотелось говорить о Райдере.
– Не надо…
– Нет. Надо. Выслушай меня, ладно? – Искренность его просьбы заставила меня заткнуться. – Я был слишком строг и назидателен с ним. Я позволил собственным предубеждениям и жизненному опыту встать на пути наших отношений, а это неправильно.
Я вспомнила вчерашние слова Розы о том, что у Карла есть своя история, которую он сам должен рассказать.
– У меня был брат, – начал он, немало удивив меня. – Его звали Адриан. Он был всего на два года старше. Город был не таким, как сейчас, но проблемы существовали уже тогда. Насилие на этих улицах появилось не сегодня, но во все времена оно уносит слишком много жизней. Кому‑то достается больше, чем другим. – Он сцепил руки в замок. – Это не всегда пистолеты. В ход идут ножи и бейсбольные биты – все, что попадается под руку, – а порой и кулак. И все это, даже кулаки, может стать смертоносным оружием.
О, черт, я уже чувствовала, куда он клонит, и мне стало не по себе.
– Адриан всегда попадал в неприятности. Он бросил школу, когда я учился в десятом классе. Честно говоря, я даже не знаю, чем он занимался. Мы были полными противоположностями, но у него всегда водились деньги, и я знал достаточно, чтобы понимать, чем это пахнет. Тогда, в семидесятые, уже начиналась безработица, и возможностей становилось все меньше, – объяснил он. – Как бы то ни было, я помню, что в ту среду Адриан был дома. Я помню, как была расстроена и плакала мать. А отец просил его уйти. Не знаю, что все‑таки произошло, потому что мои родители никогда об этом не говорили. Я думаю, они винили себя. Мол, если бы они не прогнали его, он бы остался жив и все такое.
Карл запрокинул голову назад и вздохнул.
– Его убили примерно через неделю. Бейсбольной битой по голове. Нельзя сказать, что он оказался не в том месте или не в то время. Мы не знаем, за что его убили. Полиция подозревала наркотики, но они не особенно озаботились расследованием. Адриан просто стал еще одним ребенком, которого соскребли с асфальта.
