Он зашатался, и его налитые кровью глаза расширились от удивления. От него исходил странный запах, который поначалу я приняла за дым, но, вдохнув глубже, уловила тяжелый, земляной, густой аромат.
– Виноват, сhula
[2] – пробормотал он, и его медленный взгляд скользнул снизу вверх, встречаясь с моими глазами. Губы скривились в ухмылке.
В другом конце коридора более рослый сверстник прибавил шагу.
– Джейден, куда ты бежишь, брат? Нам нужно поговорить.
Парень – по‑видимому, это и был Джейден – обернулся и, потирая ладонью коротко остриженные темные волосы, тихо выругался:
– Mierda, hombre.
[3]
Открылась дверь класса, и в коридор вышел учитель, сердито оглядывая обоих ребят.
– Уже, мистер Луна? Это так мы собираемся начинать учебный год?
Я решила, что мне пора сматываться, потому что в лице второго парня не проступало никаких признаков радости или дружелюбия, да и хмурый взгляд учителя, устремленный на Джейдена, не предвещал ничего хорошего. Я обошла их и поспешила прочь, опустив голову и избегая встречаться с кем‑либо взглядом.
Все кончилось тем, что я оказалась в библиотеке, где до звонка играла в «Сладкую битву» на мобильнике, а весь следующий урок – истории – злилась на себя, потому что дала слабину и даже не попыталась преодолеть свой страх. Это правда. Я спряталась в библиотеке, как последний лузер, потратила время на глупейшую игру, которую мог придумать только дьявол. Одним словом, облажалась по полной программе.
Сомнения накрыли меня с головой тяжелым грубым одеялом. Я так далеко продвинулась за последние четыре года. Я больше не похожа на ту девчонку, какой была раньше. Да, у меня еще случались некоторые заскоки, но ведь я стала гораздо сильнее, не так ли?
Я могла себе представить, как будет разочарована Роза.
На последний урок я уже шла, как на Голгофу, – кожа зудела, а пульс, наверное, скакнул до предынсультных высот, потому что меня ожидал самый настоящий кошмар. Курс риторики.
Иначе известный как «Мастерство общения». Когда прошлой весной я записывалась в школу, то чувствовала себя невероятно смелой, в отличии от Карла и Розы, которые смотрели на меня, как на сумасшедшую. Они сказали, что смогут освободить меня от этого класса, хотя он считался обязательным в Лэндс Хай, но я твердо вознамерилась что‑то доказать самой себе и всем остальным.
Я не хотела, чтобы они вмешивались. Я хотела – нет, я чувствовала, что должна это сделать.
Черт.
Теперь я жалела о том, что не включила здравый смысл и не позволила им добиться моего освобождения от этого курса, и с ужасом ждала худшего. Когда я увидела открытую дверь класса на третьем этаже, она показалась мне пастью удава.
Мой шаг сбился. Какая‑то девушка обогнала меня и, поджав губы, оглядела с ног до головы. Я хотела развернуться и бежать. Забраться в «хонду». Уехать домой. Спрятаться ото всех.
И снова стать прежней.
Нет. Только не это.
Вцепившись в ремень сумки, я заставила себя двинуться с места, и у меня возникло такое чувство, будто я пробираюсь сквозь хлябь, по колено в грязи. Каждый шаг давался с трудом. Каждый вздох сопровождался хрипом. Светильники гудели над головой, уши, как локаторы, улавливали обрывки разговоров, но я все‑таки превозмогла себя.
Мои ноги кое‑как доковыляли до задних рядов, и онемевшие пальцы с побелевшими костяшками пальцев уронили сумку на пол возле парты, за которую я уселась. С трудом достав тетрадку из сумки, я вцепилась в край стола.
Я на уроке риторики. Кто бы мог подумать.
Я это сделала.
Дома я собиралась устроить себе офигительную вечеринку по этому поводу. Скажем, с жадным пожиранием глазури прямо из банки. Короче, на полную катушку.
Чувствуя, что костяшки пальцев уже начинают болеть, я ослабила мертвую хватку и, положив влажные руки на парту, покосилась на дверь. Первое, что я увидела, это широкую грудь, обтянутую черной футболкой, а под ней – хорошо сформированные бицепсы. Потом в поле зрения попала и прижатая к бедру в потертых джинсах потрепанная тетрадка, которая, казалось, через секунду развалится.
Это был парень, которого я заприметила еще утром.
Меня распирало от любопытства – хотелось посмотреть, как же он выглядит спереди, – но, пока я хлопала ресницами, парень повернулся к двери. Девушка, что обогнала меня в коридоре, как раз заходила в класс. Теперь, когда я сидела на стуле и могла дышать, настала моя очередь окинуть ее оценивающим взглядом. Что ж, симпатичная. Очень симпатичная, как Эйнсли. Прямые волосы цвета карамели, такие же длинные, как у меня, до середины спины. Высокого роста, в короткой майке, открывающей плоский живот. На этот раз взгляд ее темно‑карих глаз был устремлен не на меня. А на парня, что стоял перед ней.
Выражение ее лица сказало о том, что он правильно оценил все ее прелести, и, когда он рассмеялся, ее розовые губы расплылись в широкой улыбке. Улыбка преобразила ее в настоящую красавицу, но уже не она владела моим вниманием, потому что я почувствовала, как мурашки покрывают все тело. Этот смех… Такой глубокий, насыщенный и смутно знакомый. Дрожь пробежала по моим плечам. Этот смех…
Парень шел от двери, и я даже удивилась, что он не споткнулся обо что‑нибудь под завистливыми взглядами окружающих. Тут до меня дошло, что он направляется к последним рядам. Ко мне. Я огляделась по сторонам. Сзади оставалось лишь несколько свободных мест, в том числе два слева от меня. Девушка следовала за ним. И не просто следовала. Она прикасалась к нему.
Прикасалась так, словно имела на это право и проделывала неоднократно.
Ее тонкая рука дотронулась до его живота, чуть ниже груди. Она закусила нижнюю губу и сместила руку еще ниже. Золотые браслеты, болтавшиеся у нее на запястье, опасно приблизились к потертому кожаному ремню. У меня вспыхнули щеки, когда парень ловко вывернулся. Было что‑то игривое в его движениях, как будто этот танец давно стал для них ритуальным.
Он остановился в конце ряда, и мой взгляд скользнул по узким бедрам, поднялся к животу, который только что трогала девушка, а потом я увидела его лицо.
И перестала дышать.
Мой мозг отказывался воспринимать увиденное. Он просто не догонял. Я уставилась на парня, вглядываясь в его лицо, такое родное и в то же время незнакомое, более взрослое, чем я помнила, но все равно невероятно красивое. Я знала его. Боже мой, я бы узнала его где угодно, даже через четыре года, даже после той ночи, когда я видела его в последний раз. Той ужасной ночи, которая навсегда изменила мою жизнь.
