Как и прежде, я с трудом оторвалась от картины, и даже после того, как мы покинули галерею, не могла забыть этот взгляд… безнадежности . Взгляд, который говорил о том, что никаких перемен ждать не стоит.
Я помнила этот взгляд, даже когда подхватывала шарики из бумаги, которыми меня забрасывал Райдер.
На первом рисунке, сделанном во время наших занятий, он изобразил город Балтимор. Я заставила его вложить эту работу в портфолио, и он зарделся от удовольствия. Рисунок получился что надо. Вот и сейчас у меня на кровати лежала еще парочка работ, достойных альбома, – наброски мустанга и спящего золотистого ретривера.
Я осторожно развернула бумажный шарик. У меня отвисла челюсть, и я перевела на него изумленный взгляд.
– Ты нарисовал это за пару минут?
Он дернул плечом и повертел в пальцах авторучку.
– Скорее, за десять.
– Десять минут? Невероятно.
Потрясенная, я рассматривала рисунок. За то время, что я потратила на сочинение одной фразы, он нарисовал меня за работой.
Он успел перенести на бумагу мой небрежный пучок, мой сосредоточенный профиль, пока я что‑то строчила. Сдвинутые брови. Должно быть, я еще прикусила нижнюю губу. Даже веснушка под моим правым глазом не ускользнула от его пера. Мельчайшие детали, прорисованные синими чернилами. Это была я, но не похожая на себя. Девушка выглядела более взрослой, зрелой. С гордой осанкой. Разглядывая эскиз, я как будто знакомилась с другой версией себя. Улучшенной версией.
Неужели он видел меня такой?
На моем плече пристроилась бабочка. Я решила, что это фантазия художника, но вдруг мой взгляд оторвался от рисунка и скользнул к столу. Бабочка из мыла, которую я начала вырезать больше месяца назад, так и сидела там, забытая.
Но она была закончена в его рисунке.
Положив скомканный лист бумаги на учебник, я тщательно разгладила его руками. Я не собиралась отдавать этот рисунок в портфолио. Мне хотелось сохранить его у себя навсегда.
– Тебе нравится? – спросил он.
– Я в него влюблена.
Парень усмехнулся, и в следующее мгновение его перо уже снова порхало по бумаге.
– Ты написал хоть что‑нибудь для своего выступления?
– Конечно.
– Врешь.
– Может быть.
– Райдер. – Я вздохнула.
Он посмотрел на меня сквозь густые ресницы.
– Что‑нибудь напишу, не проблема. Зато так я с пользой провожу время.
– В каком смысле?
– Мои рисунки заставляют тебя улыбаться, – ответил он с ухмылкой. – А работа над речью не приносит никакой радости.
Это… это прозвучало так мило, что мне захотелось обнять его, крепко, и поцеловать.
– Твоя работа над речью тоже заставит меня улыбнуться.
Райдер поднял брови и захлопнул тетрадку.
– Я знаю, что еще заставит тебя улыбнуться.
– Что же? Ты наконец сядешь за домашнее задание?
– Не‑а. – Он снова покосился на дверь и соскочил с подоконника. – Думаю, если я сяду ближе к тебе, это заставит тебя улыбнуться.
Парень хорошо меня знает.
Он шагнул ко мне.
– А еще, я думаю, хорошо бы держать тебя за руку.
Я выпрямилась, наблюдая за ним.
– И я думаю… – Райдер сел на край кровати и наклонился ко мне. – Я думаю, что от поцелуя ты тоже улыбнешься.
О боже. Я совсем утратила бдительность, но мне это нравилось. Уголки моих губ поползли вверх.
– Думаю, ты прав.
– Я знаю, но… – Райдер накрыл мою руку ладонью и понизил голос. – Если сюда придет Роза и увидит, что я заставляю тебя улыбаться таким способом, это кончится плохо.
– А ты не боишься, что сюда придет Карл?
Правая ямочка появилась на его щеке, когда парень покачал головой.
– Роза меня пугает больше.
Рассмеявшись, я шлепнула его по руке.
– Что? Она может напугать. Вид у нее довольно грозный, – ответил парень. – Глядя на нее, можно подумать, что она дерется как ниндзя.
– Ниндзя? – Я снова рассмеялась. – Могу подтвердить, что… она не знает карате.
– Какое облегчение. – Наклонившись, Райдер поцеловал меня в щеку. – Но нам пора двигать.
Беспокойство свернулось клубком в животе. Вечеринка, раунд второй. Правда, вечеринка совсем другого рода, не такая многолюдная, как у Питера. Ее устраивал парень из школы, с которым Гектор и Райдер играли в баскетбол. Эйнсли не собиралась идти с нами, но я все равно нервничала. А, если я снова сбегу, не в силах перебороть себя? Если не смогу ни с кем заговорить? Если опять распсихуюсь, боясь сделать что‑то не так, даже не попытавшись?
Он склонил голову набок, и его глаза встретились с моими.
– Мы не обязаны туда идти. Можем остаться здесь. Или пойти в кино.
Было бы неплохо остаться здесь. Кино тоже звучало заманчиво, но чего бы я добилась? Я покачала головой.
– Нет. Я хочу пойти.
– Мышь…
– Серьезно. – Я взяла эскиз своего портрета и закрыла тетрадку. Скатившись с кровати, подошла к столу. – Я хочу пойти на вечеринку.
– Это даже не вечеринка, – сказал Райдер. – Просто домашние посиделки в узком кругу. Ничего страшного, если мы пропустим. Еще будет куча других.
Открыв ящик стола, я пошарила в поисках скотча.
– Мы идем.
Возникла пауза.
– Слушаюсь, мэм.
Я слегка улыбнулась, скотчем прикрепляя рисунок к стене над столом.
– Подождешь здесь?
Его взгляд был прикован к эскизу.
– Куда же я денусь?
Я схватила косметичку и поспешила в ванную, пока не растеряла кураж и не передумала. Я вытащила заколку и расчесала волосы. Потом быстро подправила макияж – освежила помаду и румяна, подкрасила ресницы. Я решила, что платье‑свитер и тонкие колготки вполне подойдут для такого мероприятия.
Райдер ждал меня, как и обещал, и, когда я вернулась, его взгляд медленно прошелся по моей фигуре, оставляя за собой след из мурашек.
– Я люблю, когда ты распускаешь волосы.
Мое сердце сжалось при слове «люблю», и я мысленно призвала его не быть таким наивным.
– Спасибо.
Парень поднялся и в три шага сократил расстояние между нами. Его пальцы приподняли тяжелую прядь моих волос.
– Какой роскошный цвет у тебя сейчас. Не обижайся, рыжик был милый…
Я закатила глаза.
– Рыжик никогда не был милым.
