Этот вывод не убедил защитников окружающей среды, и попытки создать альтернативу продолжились. Самая популярная из них – Индекс устойчивого экономического благосостояния (ИУЭБ; Sustainable Economic Welfare, ISEW), разработанный в 1989 г. Германом Дэйли и Джоном Коббом-младшим. В 1990-х годах он развился в Индекс подлинного прогресса (ИПП; Genuine Progress Indicator, GPI). При расчете обоих показателей из ВВП берутся цифры, отражающие расходы на потребление, затем к ним прибавляется семейное производство и вычитается ряд элементов, в том числе военные расходы, потери от преступности, ущерб окружающей среде и истощение ресурсов. Эти индексы, рассчитанные для нескольких стран, в том числе США и Великобритании, по определению растут медленнее, чем реальный ВВП. В этом можно самостоятельно убедиться, если зайти на один из интернет-сайтов, позволяющих скомпоновать собственный ИУЭБ на основе весов, отражающих личные предпочтения пользователя. Я перепробовала массу весов и не смогла построить показатель, который бы успевал за ВВП
[119]. К тому же, наверное, полезно, если каждый может выбрать собственный целевой показатель в зависимости от того, насколько его волнует преступность или чистота рек, чтобы знать, за кого голосовать на следующих выборах, однако официальная государственная статистика не должна зависеть от личных пристрастий.
Остальные альтернативные показатели страдают той же однобокостью – они получены в основном путем уменьшения ВВП. Следовало бы скорректировать его и в сторону повышения, добавив не только ценность производства в секторе домохозяйств, но и выгоды от инноваций. Правда, измерить их нелегко. Как вообще можно оценить рост общественного благосостояния вследствие изобретения новых товаров, например, появления антибиотиков в 1940-х годах или центрального отопления, кондиционирования воздуха, или же Интернета и мобильной связи? Выше уже говорилось, насколько трудно учесть в ВВП изменения в качестве отдельных товаров. В гл. VI я вернусь к трудностям, с которыми мы сталкиваемся, пытаясь измерить инновации или рост разнообразия товаров и услуг. Пока лишь приведу слова историка экономики Брэда ДеЛонга: «Скорость современного экономического роста зашкаливает»
[120].
Хотя ВВП прямо не отражает уровня благосостояния, он, конечно, повышает его и тесно коррелирует с факторами нашего благополучия, такими как продолжительность жизни и детская смертность. С помощью ряда детально проработанных корректировок, можно было бы получить показатель, гораздо лучше отражающий благосостояние, нежели ВВП в его нынешнем виде. Экономист Мартин Вайцман предложил использовать чистый национальный продукт (ЧНП; Net National Product, NNP), который отражает доход от запаса основного капитала в экономике и потому показывает максимальный устойчивый размер потребления. Если фактическое потребление выше этого уровня, общество живет не по средствам и проедает свой капитал. Николас Олтон считает, что следует не отбрасывать ВВП, а улучшать его, и предлагает ряд дополнительных изменений. Самое важное из них – учет экологического капитала. «К примеру, британские национальные счета рассматривают открытие новых месторождений нефти в качестве валовых инвестиций, однако истощение нефтяных и газовых запасов не входит в амортизацию, и поэтому ЧНП завышен», – подчеркивает Олтон
[121]. Кроме того, замечает Олтон, национальные счета в традиционной форме упускают, что инновации и повышение производительности увеличивают размер капитала – финансового, физического или же природного, – который может потребляться устойчиво. Устойчивость роста становится все более и более важным аспектом, и при разработке нового подхода к измерению экономики необходимо стремиться учесть его.
Вместе с тем один из альтернативных подходов к измерению прогресса уже завоевал некоторый авторитет: это концепция «панели показателей». Бывший президент Франции, Николя Саркози, обратился к двум экономистам – лауреатам Нобелевской премии (Дж. Стиглиц и Амартья Сену), а также их французскому коллеге Жану-Полю Фитусси с просьбой осуществить кардинальный пересмотр экономической статистики. Комиссия под их руководством тщательно взвесила все упомянутые выше доводы о необходимости найти замену ВВП. Она пришла к выводу, что лучше всего не пытаться соединить многочисленные типы показателей в одном-единственном индексе, а собирать и публиковать целый набор индикаторов, которые наверняка влияют на социальное благосостояние
[122]. Ряд национальных статистических служб уже взял этот подход на вооружение. Пример Австралии, где ежегодно выходит отчет «Об измерении прогресса Австралии», мне особенно по душе, потому что в решении, какие цифры в него включить, участвуют рядовые граждане. Но этот пример не единственный. Самый зрелый образец «панельного» подхода – это Индекс лучшей жизни ОЭСР (Better Life Index ), в наглядной форме представляющий относительный рейтинг стран по 11 составляющим, начиная от дохода и заканчивая балансом работы и отдыха у людей, их жилищными условиями и состоянием экологии. Веса легко изменять, и каждый может проследить, как разные страны расположены друг относительно друга в зависимости от того, какой из компонентов весит больше. Индекс лучшей жизни нельзя использовать для макроэкономической политики, однако он очень ярко показывает дилеммы, существующие между разными компонентами. Это важная подвижка в сторону общественной дискуссии об экономической политике, где будет приниматься во внимание не только краткосрочный рост экономики, но и ее устойчивость. К сожалению, говорить, что панели показателей вытесняют рост ВВП из политических дискуссий, пока рано.
VI. ВВП в XXI веке
В этой книге рассказана история происхождения и эволюции ВВП – экономического индикатора, который не сходит со страниц СМИ и вокруг которого вращаются все дебаты об экономической политике. ВВП – это сравнительно современный способ измерения экономического выпуска, имеющий по сравнению со своими предшественниками ряд важных отличий. К примеру, более ранние определения «национального дохода» не включали государственные расходы, поскольку до конца XIX – начала XX в. роль государства была очень узкой. Считалось, что расходы на ведение войны, равно как и на судебную систему, – неизбежное зло, уменьшающее национальный доход, а не увеличивающее его.
И хотя непосредственно современное определение ВВП возникло из задач финансирования военных расходов с началом Второй мировой войны, важно подчеркнуть, что уже с 1930-х годов государство стало активнее осуществлять коллективное потребление и инвестиции, тратя деньги налогоплательщиков на оказание услуг и социальное перераспределение, возводя дороги и прочую инфраструктуру. Совершенно естественно, что пережитый опыт Великой депрессии поместил в фокус политического внимания вопрос, насколько быстро растет или не растет выпуск экономики, и государство захотело знать его величину и влиять на него. Система сбора статистики ВВП и национальных счетов развивалась рука об руку с макроэкономической политикой, посредством которой государство воздействовало на рост, изменяя налоги, расходы, регулируя деньги и процентные ставки.
