Что может еще нагляднее проиллюстрировать сложившуюся схему, чем история египетской хлопковой торговли? В середине XIX века хлопок в Британию в основном поставлял американский Юг, «король хлопка», основы южной экономики. Хлопковая торговля сильно пострадала во время Гражданской войны в США. Импорт резко сократился. Тогда Британия и Франция повернулись к Египту и сделали большие вложения в плантации хлопка. Египетское правительство тоже сделало большие займы у европейских банкиров и биржевиков. Торговля хлопком в Египте расцвела. Но когда Гражданская война в Америке закончилась, британские и французские торговцы без колебаний ушли с египетского рынка, ввергнув Египет в финансовую пропасть, которая привела к тому, что в 1882 году страна объявила себя банкротом.
Возможно, в то время это не казалось очевидным, но Запад навсегда лишился своей позиции неоспоримого экономического превосходства, когда в середине XX века американские и другие западные политики сознательно решили открыть свои экономики для свободного движения товаров и услуг.
В предшествующие годы до 1950-х западные экономики во главе с США в основном придерживались принципов меркантилизма и держали экономику мертвой хваткой за счет ограничения потоков капитала и труда через границы. Торговля была лишь одним из орудий в их арсенале. Западное законодательство изобиловало такими мерами, как американский закон о тарифе Смута-Хоули, налагал 60%-ю пошлину на более чем 3200 импортируемых в США товаров и материалов. Но еще раньше американские законы о тарифах от 1824 и 1828 годов защищали американские интересы от более дешевых британских товаров широкого потребления, включая изделия из хлопка.
Хотя торговые тарифы вводились с целью защитить экономическое благосостояние своего народа и были полезным орудием государственной политики, для более либерального образа мыслей, не признающего вмешательства в экономику и твердо верящего в преимущества свободного рынка, они стали объектом ненависти. Крестным отцом экономической религии, которая называется теорией сравнительных преимуществ, был Адам Смит, а десятилетия спустя на Бреттон-Вудской конференции она приобрела форму и законность.
Милости просим в реальный мир
В первые три недели июля 1944 года в отеле «Маунт-Вашингтон» города Бреттон-Вудс в американском штате Нью-Хэмпшир проходила конференция, навсегда изменившая судьбу Америки. Больше 700 делегатов из 44 четырех стран решили установить принципы всемирной системы финансового и валютного управления. Джон Мейнард Кейнс, выдающийся британский экономист, и Гарри Декстер Уайт, в то время госсекретарь США, возглавляли обсуждение, которое заложило фундамент трех организаций: Международного банка реконструкции и развития (который обычно называют Всемирным банком), Международного валютного фонда (МВФ) и Международной торговой организации. Их цель состояла в реструктуризации международных финансов, внедрении системы многосторонней торговли и создании основы для всемирного экономического сотрудничества.
Доктрина свободного рынка, основанная на рикардианских принципах, могла бы прекрасно функционировать, если бы все страны вели честную игру, соблюдая правила. Главным образом они заключались в том, чтобы каждая страна создавала, выращивала и производила товары и услуги, которые она умеет создавать, выращивать и производить лучше всего. Это называется концепцией сравнительных преимуществ. Она предполагает, что, действуя в своих личных интересах, страны никогда не будут добиваться незаконных преимуществ за счет манипуляции имеющимися у них политическими орудиями. Это предположение мало учитывало реальность, поэтому и Всемирная торговая организация не добилась каких-то впечатляющих успехов.
Можно было бы долго рассказывать о том, как государства — западные в том числе — не обращали внимания на правила игры. Да, те самые страны, которые так активно боролись за открытые рыночные системы, оказались среди первых, кто пошел на попятную.
Результатом бреттон-вудских соглашений стал политический курс, названный позднее «Сделай соседа нищим». Его применяли западные государства, стремившиеся к выгодам для одной страны за счет другой. Например, вводя торговые тарифы и квоты на импорт, такие как закон Смута-Хоули, Америка смогла (хотя бы временно) увеличить количество рабочих мест внутри страны и сбить цены по сравнению с иностранными производителями. В том же духе в 2002 году президент Джордж Буш ввел пошлину (до 30%) на импорт стали, чтобы поддержать американские сталелитейные компании.
[113] А администрация президента Барака Обамы в 2009 году ввела торговые барьеры для ввоза китайских шин.
Манипуляции с обменными курсами — еще один пример того, как политические меры очень активно использовались государствами в собственных целях. Искусственно удерживая сильные позиции валюты, политики могли бороться с внутренней инфляцией за счет конкурентов, у которых слабость своей валюты вызывала собственную инфляцию.
Эти приемы отнюдь не дело прошлого. Даже сегодня Запад проводит эгоистичную политику за счет развивающихся стран, либо это американская программа сельскохозяйственных субсидий на 300 миллиардов долларов, либо общеевропейская политика в области сельского хозяйства,
[114] либо европейская самолетостроительная промышленность, которая ежегодно получает миллиардные дотации. А в США в посткризисный период торговый протекционизм снова расхваливают как чрезвычайно полезный инструмент.
Это неприкрытое стремление к выгоде любой ценой не прошло незамеченным для остального мира, особенно для Китая. Китай увидел, как хорошо работает манипуляция, и отточил ее до совершенства. Известно, как долго Китай препирался с Западом из-за своей валюты (юаня), которую он искусственно удерживал на благоприятном для своего экспорта низком курсе. Многочисленные протесты Запада практически ничего не добились. Китай непоколебим. При всем при том протекционизм, хотя он и привлекателен как способ привлечения заемных средств на короткий срок, в конечном итоге он редко приносил хорошие результаты.
Также Китай известен отточенным владением тактикой, которая называется «гонкой уступок». При этом государство добивается экономического преимущества за счет того, что постоянно предлагает более низкую цену, чем конкуренты. Например, конкурируя за низкую стоимость труда в большинстве стран Азии, да и всего развивающегося мира, Китай постоянно заставляет соперников сбивать цены на труд, пока все они не дойдут до того момента, когда уже не смогут опустить цену, и не уйдут из бизнеса. В самой экстремальной форме такой игры победитель, уничтожив всех конкурентов, приобретает настоящую монополию и возможность отныне поднимать цены на свои товары. Сравнение цен Китая и других азиатских стран весьма красноречиво: по показателям мирового развития Всемирного банка, в 2006 году выплаты работникам в процентах от общих расходов составили 28% в Шри-Ланке, 11% в Южной Корее, 31% на Филиппинах и всего 5% в Китае.
