По истечении часа трезвые медички, которые большую часть времени протанцевали или сами с собой, или поочерёдно с комиссаром, с изумлением наблюдали картину: на столах почти нетронутые бутылки с водкой, вокруг стола изрядно поддатые мужики, разбившись на кучки, размахивая руками, нещадно матерясь и дымя сигаретами, горячо обсуждают какие-то профессиональные проблемы. Сам же знаешь, как у нас: на работе — о девчонках, с девчонками — о работе.
Утром комиссар попытался нас стыдить за недостойное поведение, на что ему резонно возразил тот же Петя Соколкин — я, мол, предупреждал относительно специфики. И веселить их я не нанимался, в прошлом году погуляли, потанцевали, я женился — чего вам ещё?!
— У меня тоже воспоминания о стройотряде самые что ни на есть. Мы под Енисейском в Краснояском крае коровники возводили. Когда месяц прошёл и народ узнал, что нам солидную зарплату закрыли, большая часть решила уехать. А местное руководство попросило остаться доделать крышу и полы — по аккордной оплате. Нас несколько ребят согласились. До этого я с двумя друзьями на квартире жил у местной бабки, а тут нас в общагу решили переселить. Захожу я в дом, значит, вещи собираю. А она внешне — ну точная баба-Яга. Два зуба у неё было, и она так характерно курила «Беломор» — сигарету держала большим и указательным пальцами. И чувствую спиной взгляд. Оборачиваюсь — и у меня куча конвертов с авиамарками рассыпалась. А бабка так пристально смотрит на меня и говорит: «Сынок, угости конвертиком». Я ей конверты протягиваю. И вдруг она меня схватила мёртвой хваткой, на кровать повалила и пытается в губы поцеловать. Я от неожиданности оцепенел, еле вырвался — и бежать. А она мне вслед: «Дурак! Мы бы жили, как люди, я б тебя грибами и ягодами кормила». Я потом её в селе издалека чувствовал.
— Ого, какая «страшилка»! — рассмеялся Караваев.
Также он поведал Черепанову, как пользоваться тюремной почтой. Оказывается, несмотря на все строгости, «малявы» (письма) и передачи доставляются без проблем — конвою тоже жить нужно. На сей раз беседа была столь задушевной, что, впервые за время нахождения в СИЗО, Черепанов почувствовал себя отдохнувшим от переживания обстоятельств окружавшей его действительности.
Ещё одним товарищем Ивана в заключении стал отставной офицер, военный комиссар одного из районов Лугани. Когда-то в разгар перестройки в большой стране взорвалась большая атомная станция. Леонид Аркадьевич оформлял тогда вызов Ивана в качестве офицера полка гражданской обороны на ликвидацию аварии, а после возвращения Черепанова много раз бывал на встречах этого батальона. Ивану казалось, что военком чувствовал себя несколько неуютно из-за того, что они уехали, а он остался, что не тушил он с ними радиоактивные пожары, что не пил в зоне отчуждения вместе с ними спасительную дезактивирующую водку. Он их туда послал от имени государства, а государство предало и забыло и ликвидаторов, и самого комиссара. Для тех, кто вернулся из Афганистана или Чернобыля, Леонид Аркадьевич всегда старался быть полезным и советом, и делом. Пока, естественно, была возможность быть полезным.
В отношении него расследовалось дело о неправомерном применении оружия. Последние четыре месяца после ухода в запас полковник возглавлял службу охраны одного из крупных бизнесменов города. Из рассказов Леонида Аркадьевича Черепанов узнал, как дисциплинированный и преданный делу офицер не вписался в мир чистогана и хитрости. В один из обычных рабочих дней в кабинете у его нового шефа появились гости — классический комплект: один, умеющий стройно излагать мысли, и двое молчаливых крепышей с отрешённым выражением лиц. Довольно скоро, судя по звукам, доносившимся из-за плотно закрытой двери, беседа вышла из конструктивного русла и секретарша, дрожа от страха, вызвала охрану. Допустить такого грубого нарушения порядка на вверенной ему территории и по отношению к охраняемым персонам Леонид Аркадьевич не мог. Он вбежал в кабинет, имея при себе травматический пистолет. На месте событий он застал лежащего с разбитым лицом шефа (его при этом продолжали пинать ногами) и полную разруху. Не прерывая увлекательного занятия, один из крепышей дружески посоветовал деду валить на хрен с неотбитой пока башкой. Недолго рассуждая, отставной полковник произвёл три прицельных выстрела резинопластиковыми пулями по нижним конечностям гостей, после чего приказал секретарше вызвать медсестру — «Макарыч», понятное дело, не «ПМ», но несколько дней ребятишки смогут передвигаться исключительно на костылях. Дальше события повернулись совершенно неожиданным для него образом: пострадавшие привлекли к делу правоохранителей. Как выяснилось, к шефу Леонида Аркадьевича приходили кредиторы, и, давая показания следователю, он уверенно заявил, что мер физического воздействия к нему никто не применял и он совершенно не понимает, с чего это вдруг начальник охраны взбеленился и начал палить в невинных людей. Секретарша в своих показаниях отметила, что Леонида Аркадьевича она не вызывала, он сам туда ворвался. Естественно, от пострадавших последовали заявления и они приложили все усилия к тому, чтобы сотрудники МВД были предельно внимательны и раскрутили дело на всю катушку. Во время следствия выяснилось, что шеф не собирается помогать уже бывшему начальнику охраны ни материально, ни связями. Родина также не спешила принимать в расчёт прошлые заслуги офицера, им просто пожертвовали в угоду раскрываемости. Полковник в душе затаил глубокую обиду на всех и вся, но в Иване нашёл товарища и собеседника, часто откровенничал с ним о своей семье, о службе.
— А до охраны как тебе служилось, Аркадьич? — Иван пытался поддержать полковника морально и отвлечь его от больной темы.
— Да как, Вань… Всю жизнь по гарнизонам, последний — Баграм. Знаешь, где это? Ну, вот… Из Афгана вернулся, дали должность военкома — типа, место тихое, служба непыльная, заслужил, мол, под пенсию. Вначале, и правда, ничего было, а потом… Призывников с каждым годом всё меньше, все поголовно хронически больны, а только за забор — уже бутылка пива в руках. Кто за ними смотрит? В наше время пиво с утра мог себе позволить только отъявленный алкаш, а сейчас… Работы толковой и не было почти — бумажки, отчёты. За пару месяцев до пенсии пришёл, правда, хитрый приказ о наборе добровольцев. Искали из числа нашего кадрового резерва. Но там требования высокие. Я уж и не потяну… Десантники, горные стрелки…
— И что понадобилось Родине? Регулярной армии не хватает?
— Понадобился батальон гусар для службы где-то в горах. В тёплых странах. Там и к физике требования повышенные, моральная устойчивость и всякое такое. Язык ещё нужно знать — это обязательно, английский. А чего это ты интересуешься, подработать решил?
— Жару не люблю, — улыбнулся Иван. — У нас что, ещё остались профессиональные солдаты? Афганцы уже своё отвоевали. Сам же говоришь, старый стал, не боец! Военные училища сократили до минимума, техника вся старая, воевать на ней толком никто не умеет, да и некому. Где ж ты возьмёшь легионеров?
— Есть ещё вояки, Ваня. И вертолётчики есть, и танкисты… Живут, правда, впроголодь, поэтому и подаются в миротворцы. Платят им раза в три меньше, чем иностранцам. Да куда тут деваться! Какой-нибудь очередной гражданский министр придёт опять и давай свои порядки наводить, а армия не терпит революций и обнищания. Вон, Россия, глянь, как развернулась. Опять их стали бояться… Войска наши теперь больше на потешные похожи… Но тут, Ваня, другая история. Поганое что-то затевается. И приказ был какой-то мутный — только для военкома, без широкой огласки, строго под подпись. И специалисты требовались, так скажу, не очень подходящие для голубых касок. Ладно, снайперá, но специалисты ПВО под советские ЗРК? Это на хрена? Где ты видел террористов, обладающих боевой авиацией, штурмовыми вертолётами?
