Но мы ошиблись. В истории немало случаев, когда победа доставалась маленьким мальчикам, вооруженных всего лишь пращой. «Сент-Освальдз» в данном случает сыграл роль могучего непобедимого великана, а роли мальчиков с пращой достались Спайкли и Харрингтону – хотя, разумеется, на сцене время от времени появлялся и призрак Ли Бэгшота, сильно приукрашенный, можно сказать позолоченный, временем и обстоятельствами. Этот неуклюжий застенчивый мальчишка с крысиной мордочкой, явно страдавший запущенным аскаридозом, но ухмылявшийся в объектив фотоаппарата так, словно у него вся жизнь впереди, стал для Молбри своеобразной иконой, символом всего трагического и обреченного. В конце концов, хотя и с существенным опозданием, глиняный карьер был включен в план городского благоустройства; на месте совершенного преступления стали оставлять цветы; семье погибшего мальчика была вручена некая сумма денег. Да и сама трагическая гибель Ли Бэгшота воспринималась теперь совершенно иначе, практически став знаменем классовой войны. И суд присяжных – а все они были из предместий Саннибэнк Парк, Пог-Хилл, Эббидейл и т. д., – состоявший из безработных, домашних хозяек и пожилых пенсионеров, был вполне готов поверить даже самому худшему и столь же легко поддался воздействию слезных просьб миссис Бэгшот, как и сказкам Спайкли о его невыносимых страданиях.
И Гарри отправили отбывать наказание «по воле Ее Величества». Некоторое время мы с ним переписывались, а потом у меня словно иссяк запас тех слов, которые мне хотелось бы ему сказать. Эрик вообще ушел из «Сент-Освальдз» и стал работать в школе «Король Генрих», всегда с нами соперничавшей; наш старый директор все-таки вышел на пенсию, а я получил кафедру. Время пролетало как-то незаметно. Я понимаю, это звучит просто ужасно, но «Сент-Освальдз» – старый бессердечный фрегат. Если кто-то из членов команды упадет за борт, корабль не может позволить себе остановиться и подождать. Так что упавший либо утонет, либо выплывет сам, в одиночку.
Все это я и попытался объяснить Уинтеру, внимательно ознакомившись с содержимым голубой папки. К тому времени уже почти наступила ночь. Огонь в камине едва мерцал. В бутылке, вроде бы только что мной откупоренной, на донышке плескались жалкие остатки бренди. Но надо же было мне хоть чем-то себя поддержать, ибо сперва у меня никак не хватало мужества, чтобы начать этот разговор. Уинтер, впрочем, так и не допил свой первый бокал, оставаясь по-прежнему вежливым и предупредительным. Глория – та, что с испанскими глазами, – вырастила из своего сына великолепного слушателя.
Последним я вытащил из папки листок плотной розовой бумаги с напечатанным на нем текстом. Я не сразу вспомнил, где мне уже доводилось видеть нечто подобное, – тем более и шрифт был немного другой, и бумага более дорогая. Зато текст оказался почти идентичен той давнишней и гнусной листовке «ГОМОСЕКСУАЛИСТ ПРОКЛЯТЫЙ, ТВОЕ МЕСТО В АДУ!», которую некогда распространяла церковь Омега Роуз.
– Где вы это взяли? – спросил я.
Уинтер указал мне на логотип, отпечатанный на обратной стороне листовки. Это была стилизованная буква «S»
[132], которая выглядела как две фигуры, стоящие лицом друг к другу и соединившие руки; под ними была дата, соответствующая текущему году. Я хорошо знал этот логотип. Он мне не раз попадался на разных жестянках и постерах.
«Выжившие». Та самая организация, с которой связан доктор Блейкли, он же Вещь № 1, он же «гуру по вопросам насилия». До сих пор я воспринимал его как простого солдата, временно вышедшего из игры и вынужденного вместе с Джонни Харрингтоном устремиться на штурм очередной бумажно-бюрократической крепости. Но снова увидеть практически тот же самый текст на листовке, выпускаемой организацией «Выжившие»…
– Что это значит? – вырвалось у меня.
– Я давно уже заглядываю на сайт «Выживших», – сказал Уинтер. – Эта организация возникла в 1988-м, вскоре после ареста Гарри Кларка. Сперва как некая телефонная «линия доверия», укомплектованная горсткой волонтеров. Тогда она называлась…
– «Говорят выжившие»! – Теперь и я припомнил это название; тогда публичным лицом этой организации была Лиз Макрей, лечащий врач Дэвида Спайкли. Во время процесса над Гарри ее вызвали в суд в качестве свидетеля-эксперта. Тогда она была еще совсем молодой, определенно не старше двадцати пяти; ее золотисто-каштановые волосы были аккуратно подстрижены в форме каре; а ее чрезвычайно серьезная манера держаться совершенно умилила присутствовавших. Собственно, и само расследование инициировала именно Лиз Макрей, посеяв тревогу среди социальных служб и сообщив им те сведения, которые получила в результате многочисленных бесед со своим пациентом. Во время этих бесед Спайкли часто упоминал некого преподавателя школы «Сент-Освальдз», с которым были связаны вполне определенные дурно пахнущие события. Адвокат Гарри, разумеется, тут же отметил, что Спайкли ни разу не назвал своим насильником именно Гарри Кларка, однако мисс Макрей восприняла его замечание с ледяным спокойствием, а в ответ заявила, что люди, пережившие столь тяжкую душевную и физическую травму, оказываются зачастую не в состоянии открыто говорить об этом; иногда они не способны выговорить даже несколько самых тривиальных слов, связанных с тем печальным опытом, который получили.
«Выжившие». Тогда-то в суде я впервые и услышал это слово, и произнесено оно было в соответствующем контексте. И вот теперь я снова столкнулся с ним, и оно оказалось связано с церковью Омега Роуз, той самой, что некогда мучила Чарли Наттера, промывала мозги Дэвиду Спайкли и подталкивала Джонни Харрингтона свидетельствовать против Гарри. Я снова посмотрел на эту розовую листовку, и тут вдруг до меня дошло, почему стиль этого отвратительного опуса показался мне таким знакомым: ведь почти то же самое я слышал совсем недавно на школьной Ассамблее во время выступления нового директора…
– Это Харрингтон написал? Харрингтон?
Уинтер кивнул.
– Похоже на то. Во всяком случае, он точно находился где-то поблизости. После того процесса их «линия доверия» значительно расширилась, а название свое они сократили и стали называться просто «Выжившие». Лиз Макрей еще несколько лет весьма активно с ними сотрудничала, выступая в качестве консультанта по проблемам нарушения и восстановления памяти. В 1993-м за благотворительную деятельность ее наградили Медалью Британской Империи. В 1991 она вышла замуж и в настоящее время активным членом организации более не является. Детей у нее нет, хотя она несколько раз лечилась от бесплодия, и теперь она возглавляет группу поддержки бездетных пар в Хэрроугейте. Все это подтверждают и «Friends Reunited»
[133]. Кстати, ее нынешнее имя – Элизабет Харрингтон.
Глава пятая
Осенний триместр 2005
Дорогой Мышонок,
После суда над Гарри мне пришлось некоторое время лечиться, чтобы прийти в согласие с самим собой и осмотреть завоеванное пространство. Вообще-то выступление в зале суда здорово меня развлекло; я получил возможность высказаться, меня слушали так, словно мои слова действительно имеют значение. Я больше не чувствовал себя полным неудачником. Теперь я был одним из выживших, человеком, безусловно, мужественным, храбро выступившим перед судом присяжных против своего бывшего растлителя. Какое-то время это вызывало у меня даже какое-то радостное возбуждение. Но, увы, длилось это недолго. Ощущение триумфа померкло, и я снова почувствовал себя прежним маленьким хромым мальчиком, который тщетно прислушивается на склоне горы, надеясь услышать далекое эхо шагов тех детей, которых Дудочник увлек за собой в пещеру.
