Мне следовало бы догадаться. Ведь Ла Бакфаст наверняка рассчитывала, что Китти мне позвонит, поскольку хорошо знала, что я питаю слабость к этой молодой особе. Так или иначе, а я уже по первым словам Китти понял, что мне предстоит долгая умиротворяющая лекция; мы достаточно давно знакомы, и мне всегда сразу ясно, если Китти специально затевает разговор, желая меня успокоить. У нее в таких случаях даже голос начинает звучать иначе – по-моему, он даже немного напоминает голос типичного Заклинателя Змей или, скажем, ветеринара, который готовится ввести смертельную дозу яда больной собаке. На учеников, кстати, подобная смена интонаций очень неплохо действует; во всяком случае, я крайне редко слышу, чтобы в классе Китти кто-то разговаривал на повышенных тонах.
– Рой, это Китти. С вами все в порядке? Мне показалось, что сегодня стоит проверить, как вы там.
– Спасибо за заботу, Китти. Это очень мило с вашей стороны, – поблагодарил я. – Хотя сегодня обо мне уже достаточно «позаботились» Харрингтон и его миньоны. Вам известно, что эта Бакфаст сегодня весь день с самого утра просидела у меня на уроках? Абсолютно на всех! А все потому, что наш милостивый вождь боится хоть чем-то расстроить своих клиентов.
Китти проворковала нечто утешительное, потом сказала:
– Я знаю, Рой. Только ведь жалоба действительно была. Мы попросту не имели права оставить ее без внимания.
– Ну почему же? Их ведь только раззадорило то, что вы эту жалобу не проигнорировали.
Она засмеялась, но тепла в ее смехе я не почувствовал.
– Послушайте, Рой. Я понимаю, как это, должно быть, трудно – видеть в директорском кресле своего бывшего ученика. И все же вам, ей-богу, следовало бы дать Джону возможность проявить себя.
Джону? Она уже называет его Джоном?
– Ничего вы не понимаете, – сказал я.
– Ох, да все я понимаю! – Теперь ее голос звучал серьезно. – И вижу, как нелегко вам к этой новой ситуации приспособиться. – Она опять заговорила умиротворяющим тоном. Я как-то раньше не задумывался, что она часто пользуется этими интонациями, желая утешить человека и обезоружить его в тот самый миг, когда нож над ним уже занесен и удар вот-вот последует. – Если честно, я именно поэтому и позвонила. Может быть, вам все-таки стоит серьезно подумать о выходе на пенсию? Разумеется, вы не понесете никаких финансовых потерь и вам не будет предъявлено никаких обвинений в неподобающих поступках.
– Et tu, Kitty?
[138] – только и сказал я.
– Нет, Рой, вы меня совсем не так поняли!
Я засмеялся.
– Неужели? Вспомните о том, что я обитаю здесь слишком давно и сразу чувствую, если на меня кто-то начал охоту. Наш старый директор, по крайней мере, был всегда лоялен по отношению к преподавателям. А для этого, нового, «Сент-Освальдз» – всего лишь очередная ступенька для достижения более высокого статуса. Содрать со стен доски почета, вымести вон все «старье», продать старинные игровые поля, ввести несколько новых зубастых схем «для улучшения профиля школы» – все разгромить и преспокойно двинуться дальше, к новым вершинам. Вот только нанесенный школе ущерб к этому времени исправлять будет, разумеется, уже слишком поздно. С другой стороны, что стоит чей-то там долгий стаж работы учителем по сравнению с новыми блестящими современными компьютерами?
Теперь голос Китти звучал огорченно.
– Послушайте, Рой, я полностью на вашей стороне, но у меня есть определенные обязанности, и я…
– Ну и перестаньте зря тратить время на разговоры со мной, – не выдержал я. – Я, безусловно, не стою подобных усилий.
Я понимаю: не стоило, наверное, говорить с ней так резко. Пожалуй, за Китти и впрямь нет особой вины. Однако ее столь внезапное повышение по службе уже успело что-то изменить в наших с ней добрых отношениях. Официально она теперь считается моей начальницей – а ведь я с Китти Тиг впервые познакомился еще в те далекие времена, когда она студенткой проходила у нас практику. Нынешняя ситуация довольно неприятна – было бы глупо, если б я хотя бы самому себе в этом не признался, – однако куда больнее сознавать, что Китти искренне верит в правильность действий Харрингтона и считает, что он наилучшим образом заботится и о школе, и обо мне.
Я хотел было вернуться к недоделанному «пастушьему пирогу», но тут в дверь кто-то постучался. Оказалось, что это доктор Дивайн. Выглядел он весьма мрачно. Я провел его в гостиную, но он даже пальто снять отказался и сказал:
– Нет-нет, я буквально на минутку. Шел мимо и решил заглянуть, чтобы узнать, как у вас дела и… – И тут его взгляд упал на каминную полку, где стоял гном, присланный Гарри. – Я вижу, вы наконец подыскали дом для вашего гнома, – заметил он ледяным тоном.
Интересно, подумал я, это он так шутит, что ли? И если это действительно шутка, то все ли с ним самим в порядке? Но спрашивать я все же не стал. Я бы не назвал Дивайна моим другом, но мы знакомы с незапамятных времен, и я твердо знаю, что он обладает, по крайней мере, одной безусловной добродетелью: честностью. И хотя я далеко не всегда разделяю его убеждения, но у него они всегда по-настоящему искренние и глубокие, даже если он порой и попадает впросак. И человек он верный, надежный – по-своему, конечно. Я, например, точно знаю, что уж он бы меня не предал.
– Мне очень жаль, что все так складывается, – сказал он. – Странная какая-то история… Но вы учтите: профсоюз неизменно на вашей стороне. – Он сконфуженно пошаркал ногами и продолжил: – Все это необычно и как-то… неправильно. А с жалобами Гундерсона директор вообще не должен был бы разбираться. Это, в конце концов, дело исключительно нашей кафедры.
И тут взгляд Дивайна упал на школьные доски почета, сложенные стопками вдоль ближайшей к двери стены и прикрытые простыней, но тем не менее сразу бросавшиеся в глаза. Какое-то количество досок Уинтер тогда отнес в подвал, но, как оказалось, для ста пятидесяти досок все же нужно гораздо больше места, чем я предполагал. И потом, в подвале у меня довольно сыро, а наши доски почета, безусловно, заслуживают лучшей участи.
– Коллекционируете предметы искусства? – спросил Дивайн.
– Нет, это обыкновенная кража, – честно признался я. – Сто пятьдесят школьных досок почета, которые Харрингтон планировал продать – в качестве украшений – в различные тематические пабы и тому подобные заведения.
Дивайна мое сообщение явно потрясло; впрочем, я и не сомневался, что так будет.
– Что, не можете в это поверить? – усмехнулся я. – Ну-ну, признавайтесь!
Дивайн с затаенным ужасом посмотрел на меня.
– Неужели вы действительно хотите принести себя в жертву, Стрейтли? – спросил он самым высокомерным своим тоном. – А впрочем, не важно. Я ведь забежал к вам только для того, чтобы сказать: если возникнет спор с администрацией, наш профсоюз обязательно вас поддержит. Мне, например, совершенно ясно, что этот Гундерсон подбил свою подружку подать на вас жалобу, преследуя исключительно корыстные цели и пытаясь свести с вами счеты. Наш старый директор подобной истории ни минуты своего времени уделять бы не стал.
