Сегодня я снова взял велосипед и поехал к дому Гарри, твердо намеренный на этот раз все-таки постучаться. Я и подарок для него с собой захватил – двойной альбом «Пинк Флойд» «Стена» – и, разумеется, поздравительную открытку. Я понимал, что немного запоздал с этим, ну да ничего. По крайней мере, мой подарок он получит до Нового года, и я тогда увижу, с каким лицом он будет читать мою открытку, и, может быть, я расскажу ему…
Было холодно. На земле лежал снег. Я надел теплую спортивную куртку, но и в ней здорово замерз. Было видно, как мое дыхание сгущается в воздухе, превращаясь в облачка, похожие на призраки тех, кем я был когда-то давно. Я оставил свой велик у передней калитки, а сам подошел к дому и заглянул в знакомую щель между шторами. В камине горел огонь, и возле камина на столике стоял чайник. И две чашки.
Интересно, подумал я, кто это там с ним? У него ведь никаких родственников нет. И о своих подружках он никогда не упоминал. Возможно, кто-то из коллег по школе к нему в гости зашел, подумал я. Может, мистер Стрейтли или даже Скунс. Я знаю, что они друзья. Не понимаю только, почему они дружат: у них ведь ни капли общего нет. И тут приоткрылась кухонная дверь, и в гостиную вошли двое. Один был Гарри. А второй – худющий, кудрявый…
Ох, Мышонок! Это был Пудель.
У меня на мгновение даже дыхание перехватило. Пудель? А он-то что там делает? Нет, ревности я тогда еще не испытывал – просто был очень удивлен.
Пудель?
В Пуделе нет ничего особенного, думал я. Пуделю там быть совершенно не полагается. И все-таки он там был – в джемпере с треугольным вырезом, а на груди рисунок в виде снежинок. И он разговаривал с Гарри так, словно имел на это все права в мире. А потом повернулся к светящейся елке, украшенной звездами, и на его физиономии расцвела такая широченная улыбка, какой я у него никогда раньше не видел. Такое ощущение, будто он только что получил от Гарри рождественский подарок – самый лучший в его, Пуделя, жизни. А потом он его поцеловал! Представляешь, Мышонок? Он поцеловал Гарри, этот маленький извращенец!
Когда я еще учился в «Нетертон Грин», то прочитал одну сказочную историю «Дудочник из Хамельна» – о человеке, обладавшем магическим даром, благодаря которому он мог кого угодно заставить за ним последовать. И этот человек спас город Хамельн от нашествия крыс, но жадный мэр города отказался ему за это платить, и тогда дудочник заиграл одну мелодию, и, услышав ее, все дети города пошли за ним следом. Дети длинной вереницей шли из города прямо в горы, а потом вместе с дудочником вошли в большую пещеру и исчезли там навсегда – снаружи остался только один маленький хромой мальчик, который не смог угнаться за остальными. В общем, Мышонок, именно так я себя и чувствовал в тот момент – как тот единственный ребенок, который ото всех отстал. И хотя я был страшно зол на Пуделя – ох, да я тогда все что угодно мог с ним сделать! – но я и на мистера Кларка тоже злился: ведь он столько времени морочил мне голову своей музыкой, столько времени водил меня за нос, я ради него совершил столько жертвоприношений, а в итоге он меня бросил! Оставил за дверями своей пещеры, потому что я показался ему недостаточно особенным.
Я понаблюдал за ними еще несколько минут. Нет, стучать в дверь я больше не собирался. Но, наверное, я все-таки на что-то надеялся; думал, что, может, Гарри оттолкнет Пуделя с его поцелуями или вообще из дома вышвырнет. Но ничего такого Гарри не сделал. Наоборот, он позволил Пуделю обниматься, хотя сам при этом руки держал по швам; потом он очень нежно из его объятий высвободился, подошел к столику у камина и стал наливать в чашки чай из своего коричневого чайника.
Господи, Мышонок, я просто не знал, что мне делать. Разве Пудель не был болен? Или это он просто меня избегал? А не мог ли он что-то рассказать Гарри? Например, о тех кроликах? Или о крысах? Или вообще о наших развлечениях в глиняном карьере?
Глиняный карьер. При мысли о нем я даже немного успокоился. Может, потому, что карьер у меня всегда ассоциируется с возможностью избавиться от дурных мыслей и ощущений. Пудель все еще пил чай в гостиной у Гарри, и вид у него, дурака такого, был абсолютно счастливый. Нет, мне никак нельзя было просто взять и войти туда. И тогда я сделал то, что мне казалось наилучшим в данной ситуации. Понимаешь, Мышонок, он ведь украл у меня и то мгновение, которого я так долго ждал, и то выражение, которое появилось бы у Гарри на лице при виде моего подарка, и тот идеальный день, который у нас получился бы, если бы он, этот дурацкий Пудель, туда не заявился – вот сколько всего он у меня украл! И теперь мне оставалось только мстить. Но я сразу понял, что надо сделать.
Я поехал на своем велике в старый карьер, отыскал логово Пуделя, а потом, наверное, минут тридцать складывал костер, вытаскивая из проржавевшего автомобиля Пуделевы сокровища. Сперва я вытащил и разорвал все его книжки, а журналы, которые он хранил под задним сиденьем, переложил кусками дерева и добавил в эту кучу несколько пачек старых комиксов. Затем я с помощью одной из его сигарет все это поджег, точно ладью на похоронах викинга.
Костер разгорелся довольно быстро. Но мне все еще было мало. Разве можно было сравнить этот костер с тем пламенем, что жег мое сердце. Тогда я притащил с дальнего конца свалки несколько соломенных матрасов и деревянных топчанов и все это тоже бросил в костер; затем набил старую упаковочную клеть всякими картонками, бумагой, тряпьем, старыми коврами – в общем, всем, что могло гореть, – и столкнул ее в огонь. Потом я еще прошелся по свалке, собирая пустые жестянки и канистры из-под краски, бензина, скипидара, растворителей, аэрозолей – все это помогло бы огню сильней разгореться (а может, еще и взорвалось бы наподобие фейерверка). Очень скоро находиться возле костра стало невыносимо – такой от него исходил жар; но я все продолжал кормить огонь, пока все это действительно не стало похоже на погребальный костер, от которого в зимнее небо вздымался здоровенный столб густого черного дыма.
То ли от дыма, то ли от слишком сильного жара у меня сильно закружилась голова, и я как-то не сразу понял, что возле меня кто-то есть. Слегка очухавшись, я увидел, что рядом стоит какой-то парнишка примерно моего возраста или, может, чуть старше. Он был явно из предместий и одет в такую яркую нейлоновую куртку, какие носят ученики «Саннибэнк Парк». Ребята из «Сент-Освальдз» никогда так не одеваются. Никто из наших таких курток не носит, никто никогда не напялил бы на себя балаклаву и никто не поперся бы в школу со спортивной сумкой; у нас ходят либо с кожаным кейсом, либо с дорогим рюкзаком. В общем, сразу было видно, что он «не из нашего круга». Но это даже хорошо. Я ведь тоже не такой, как все.
– Все путем? – спросил он у меня.
Лицо у него было маленькое и остренькое, как у крысы. И ростом он был куда меньше меня. Но вид у него был воинственный, даже задиристый, как у рассерженной крысы. Он вообще на крысу был очень похож – мордочка острая, волосы сальные, прилизанные, и злые глазки-бусинки; а над верхней губой завитками прорастают усы. Крысеныш, в общем. Он вытащил жестянку с табаком и стал сворачивать тощенькую сигаретку.
