Стрелок стёк внутрь башни, повторив путь своего командира. Я же рванул в Зону вслед за военными.
– Туда! – показал я на темную стену леса крайним в цепи солдатам, которые осторожно приминали берцами серую траву Зоны, словно каждая травинка была стальным шипом, способным пробить подошву вместе со стопой. И быстро пошел в указанном направлении.
– Вот сам туда и иди, – услышал я тихое напутствие в спину. – Чокнутый, блин…
– Лейтенант, куда?
Я узнал рык майора. Плохо. Если он что-то понял, до леса не дойду – десяток автоматов превратят меня в дуршлаг раньше. А осталось-то до спасительных деревьев всего ничего – пара десятков шагов.
– Трусишь, майор? – бросил я через плечо, не останавливаясь. – Там скрылся государственный преступник. Причем по твоей вине!
– Да как ты разговариваешь, щенок, мля, йоханыйтынах?!! По моей вине? Да я тебя…
Пять шагов…
Спасибо тебе, майор, за то, что у тебя такой громкий голос, которым ты умеешь ругаться длинно и забористо, заглушая недоуменные вопросы подчиненных на тему, с какой это радости незнакомый летёха вот так запросто уходит в Зону. Правда, ругаешься ты зря. Ведь это действительно по твоей вине я сейчас иду туда, куда ты не сунешься никогда – потому что и вправду трусишь. Ты, как и твои подчиненные на кордоне, отчаянно боишься этой относительно небольшой тридцатикилометровой территории, где путь очень часто измеряется не километрами, а днями, в течение которых ты проходишь гораздо большее расстояние… и порой остаешься на месте до тех пор, пока не станешь добычей мутанта, аномалии или бандита-мародера. Ты заливаешь свой страх дешевой водкой, скрываешься от него за дымом сигарет, набитых дурью, и заглушаешь его собственным рыком. Но он навсегда останется с тобой, даже если ты уедешь отсюда далеко и навсегда. Потому что Зона не приняла тебя. Ты чужой для нее, и никогда ты не скажешь ей, дотронувшись до коры дерева, изуродованного радиацией и аномальной энергии выбросов:
– Ну здравствуй, Зона. Ты звала меня – и вот, я вернулся.
* * *
Понятное дело, что военные за мной в лес идти не рискнули. Резанули для порядка по чащобе парой очередей и на этом успокоились. Мне было проще – я шел какими-то практически невидимыми тропками, словно был здесь не в первый раз, узнавая то, чего ни разу в жизни не видел. Монумент, сверкающая в недрах Саркофага Машина желаний, вернул мне память о прошлом, но в ней иной раз обнаруживались существенные провалы. Например, убейте меня на месте, не помнил я, чтобы мне доводилось шастать в этом районе, но при этом я знал его как свои пять пальцев. И уверенно шел вперед.
Высоченные деревья смыкались над моей головой, гася кронами солнце, но свет мне не был особенно нужен. В полумраке чащи я чувствовал себя как дома… Интересная мысль. Как дома я чувствовал себя с того момента, как пересек границу Зоны. При том, что дома у меня никогда не было. Можно было, конечно, с натяжкой назвать этим словом бунгало на острове, где я прожил около года, но не было у меня там такого ощущения умиротворения и душевного равновесия, которое поселилось в моей душе четверть часа назад.
Понемногу лес начал редеть, нехотя пропуская сквозь зеленые пальцы ветвей блеклый свет пасмурного дня. Он всегда пасмурный в Зоне, другого не бывает. И, как я понял только сейчас, другого мне и не нужно.
Наконец лес расступился, и я вышел на опушку, посреди которой возвышался холм. Холм сильно смахивал на летающую тарелку, приземлившуюся здесь в незапамятные времена и успевшую густо обрасти мохом, травой и сорняками. Обычный человек прошел бы мимо, в пяти шагах ничего особенного не заподозрив: холм и холм, на который помимо всего прочего ветры Зоны нанесли всякой дряни – опавших листьев, сухих веточек, а также мелкого мусора, выметенного с улиц недалекой заброшенной деревни. Даже неполный скелет мутировавшей собаки валялся на склоне, недобро скалясь всё еще зубастыми челюстями.
Опытный же сталкер, немало повидавший на своем веку, отметил бы правильную геометрию этой странной возвышенности, её тактически грамотное расположение, позволяющее контролировать территорию как минимум в радиусе двухсот метров, отсутствие посторонних предметов в границах этой территории, за которыми можно было бы укрыться, а также утоптанную тропинку, ведущую к холму и пропадающую точно возле его подножия.
Я засунул «Зиг-Зауэр» за пояс и медленно пошел к холму, давая гипотетическим наблюдателям возможность убедиться, что я один и фактически без оружия – даже самый мощный пистолет в Зоне считается оружием лишь условно. Как раз до той поры, пока бедолага не поймет, что карманная артиллерия хороша лишь для того, кто твердо вознамерился при первой же возможности пришить более удачливого коллегу, чтобы завладеть его более эффективным оружием. Потому в Зоне к человеку с пистолетом относились настороженно и могли даже не пустить к костру – поищи-ка, мил человек, себе нормальную снарягу в другом месте, а потом заходи в гости.
Присмотревшись к холму с расстояния в двадцать шагов, уже можно было разглядеть длинные линии амбразур, тянущихся по всему периметру отлично замаскированного ДОТа. То, что это именно он, с близкого расстояния сомнений не вызывало. Маскировочные сети, искусно натянутые по всей его площади и покрытые импортными имитаторами растительности, могли обмануть лишь новичка или военного, не совавшего своего носа дальше пятидесяти шагов от периметра. Тех же, кто обманываться не хотел и желал проверить, с какой это целью в километре от границы Зоны выстроена долговременная огневая точка, были готовы встретить пулеметы, дульные срезы которых уже угадывались в темноте амбразур. Более того, замаскированный бронеколпак на вершине ДОТа в случае атаки «вертушек», вне сомнений, тоже был полон сюрпризов для нежеланных гостей.
Обогнув укрепление, я встал перед тем местом, где оканчивалась тропинка. Мигнул красный глазок видеокамеры, зажужжали сервомоторы, и в сторону отъехала тяжелая зеленая дверь, открывая вход в недра «холма».
За дверью обнаружился узкий коридор и ступеньки, ведущие вниз. По стенам коридора вились кабели, под потолком тускло мерцали – надо же! – импортные стеклянные плафоны. Помнится, в прошлый раз на их месте торчали засиженные квазимухами тюремные фонари. И вонь в том коридоре стояла жуткая, и мусора по углам было рассовано – хоть экскаватором разгребай. Сейчас же – подумать только! – лишь краской пахнет от стен, свежевыкрашенных в цвет хаки. И ни намека на хлам, чистота как в операционной.
– Какое всё зеленое, – тихонько пропел я себе под нос на мотив песенки из мультика моего детства, спускаясь по ступеням. – Какое небо синее, какое солнце желтое.
За моей спиной чавкнули хорошо смазанные автоматические засовы. Коридор повернул налево, еще раз налево – и я уперся во вторую бронированную заслонку. Шлюз, однако. А вон решетка вентиляции, которую динамитом не выломаешь. И если посетитель будет вести себя плохо, то скрытые вентиляторы начнут крутиться в другую сторону, а невидимый поборник правил хорошего тона повернет кран на баллоне с намалеванными на нем черепом с костями. Вон в углу пустой такой же стоит, только красный и без черепа. Но это я так, фантазирую. На самом деле всё наверняка будет намного проще, без дорогого отравляющего газа и ненужных спецэффектов – в двери откроется вон то маленькое окошечко, и в случае, если хозяину холма не понравится вблизи рожа посетителя, того банально пристрелят, а после скучно и без почестей утопят в недалеком болоте.
