О чем я и спросил, добавив, что мне не очень-то удобно говорить, вися мордой вниз над тазом собственной блевотины.
– Логично. Как первое, так и второе, – сказал голос.
Зажужжал невидимый электромотор, и крестовина приняла вертикальное положение.
– Ты хочешь узнать, откуда мне известно про этот уникальный артефакт? – спросил голос. – Что ж, ты имеешь на это право. После того, как вы бросили меня под мостом подыхать, а сами попёрлись к Саркофагу, я, представь себе, не умер. Я выполз из воды, таща за собой по берегу обрывки собственного кишечника, и ждал, что вы вернетесь за мной… Знаешь, я очень на это надеялся тогда. Ты даже представить себе не можешь, Снайпер, как ждет своих боевых товарищей смертельно раненный человек. И не для того, чтобы поплакаться им в разгрузки перед смертью. Надежда на спасение? Нет. Когда твоя требуха превратилась в лохмотья, ждать чудес просто глупо. Ты можешь не поверить, но тогда мне хотелось просто напоследок увидеть несколько знакомых сталкеров, вместе с которыми я шатался по Зоне, ел из одного котла и считал своими братьями. Понимаешь, всегда легче подыхать, когда ты знаешь, что жил не зря, и тебе говорят об этом другие, прежде чем подарить последнюю пулю, а после похоронить как положено в Зоне – с крестом, противогазом и табличкой, на которой написано: «Такой-то жил, умер, и товарищи помнят о нем». Всё, сталкер. Понимаешь, больше мне ничего не нужно было. Но вы лишили меня этого.
А потом пришли монументовцы, и подарили мне не пулю с могильным крестом, а новую жизнь. Но когда я вспоминаю, как с меня заживо сдирали кожу, а потом без наркоза разжижали плоть, чтобы слепить из нее новое тело, мне очень хочется, чтобы каждый из вашей грёбаной команды испытал то же самое…
…Я смотрел на этого человека – да человека ли? – и вспоминал мост через Припять, по которому мы год назад бежали к Саркофагу, отстреливаясь от фанатиков Монумента. И как потеряли там своего товарища… И пошли дальше, стопроцентно уверенные в его гибели.
Но мы ошиблись.
Вот он, стоит здесь. Такой же, как и в тот день, – светловолосый, стриженный под ежик, прямая линия бровей, тяжелая нижняя челюсть, внимательные серые глаза профессионального убийцы… Интересно, зачем монументовцы оставили ему старую внешность? Может, он сам попросил об этом, когда понял, что они собираются из него сделать, и палачи удовлетворили последнюю просьбу жертвы? А потом он озвучил еще одну просьбу – оставить ему воспоминания… Хотя, может, это было частью программы? Не зря же фанатики Монумента столь увлеченно уничтожают сталкеров. Наверно, у каждого из них есть свои воспоминания, благодаря технологиям многократно усиленные и искусственно превращенные в ненависть…
Он говорил еще что-то – но это было уже неважно. То, что стояло сейчас передо мной, уже не было Выдрой, хотя очень походило на моего боевого товарища. Это был монументовец. Судя по его рассказу и моему опыту, полученному во время путешествия в иномирье, просто биологическая боевая машина, состоящая из искусственных костей и полусинтетических мышц. Неутомимая, практически неубиваемая, если, конечно не поразить пулей мозг или сердце. Думаю, другие травмы причиняют фанатикам Монумента лишь временное неудобство и элементарно лечатся в автоклавах секретных лабораторий, расположенных под Припятью или в ее окрестностях.
А теперь им понадобилось для опытов «дочкино ожерелье» – лекарство от комы и, как я подозреваю, еще от множества других проблем человечества. Которое, невостребованное и ненужное, растеряло свою целебную силу вдали от Зоны.
– И ради одного-единственного артефакта вы разнесли целый остров и убили семью Японца? – перебил я монолог Выдры.
– Я впервые слышу об этих акциях, – произнес монументовец после небольшой паузы. – Но если они и были проведены, то, думаю, цель оправдывала средства. Наверняка аналитический отдел Хозяев просчитал, что специалисты вашего уровня останутся в живых и рванут в Зону выяснять, кому понадобились их жизни. Это проще, чем брать вас в плен и тащить сюда через несколько границ. Без понятия, зачем Хозяевам понадобился Японец. Но ты, скорее всего, был нужен в качестве ходячего контейнера для «ожерелья», запрограммированного на доставку к месту назначения. Думаю, никто лучше тебя не справился бы с этим заданием. Итак, повторяю вопрос: где «дочкино ожерелье»?
Я рассмеялся. Сказать ему, что оно осталось на острове, который разнесли боевые вертолеты? Но обновлять собственными мозгами темное пятно на стене как-то не хотелось, да и не терял я ничего. Поэтому я сказал правду:
– Обломились вы вместе с вашими пиндосскими хозяевами. Вдали от Зоны «дочкино ожерелье» превратилось в обычные стеклянные бусы. Думаю, что их унес Шрам вместе с хабаром, который причитался ему за доставку меня непосредственно к заказчику. Или припрятал где-нибудь на том берегу. Это ведь и было его контрактом – встретить меня и проводить на вашу базу, не так ли? Вы хоть обыскали его после выполнения акции?
– Черт, – еле слышно пробормотал Выдра, дотрагиваясь до тангенты наплечной рации. – Третий, я первый, как слышите? Наемник уже покинул территорию базы? Так, немедленно перехватить и доставить сюда. Ни в коем случае, он нужен мне живым. Ты лично отвечаешь за сохранность его головы и того барахла, что будет при нем. Особенно тех стеклянных чёток, которые он крутил в руке. И еще. Подготовьте грузовик, нужно отправить объект в восьмую лабораторию. Всё, конец связи.
Проговорив всё это, Выдра отключил связь и направился к выходу.
– Благодарю, – сказал я.
Монументовец остановился.
– Не сто́ит, – сказал он не оборачиваясь. – Ты даже не представляешь, что тебя ждет в лаборатории.
– Представляю лучше, чем ты думаешь, – усмехнулся я. – А благодарю за то, что ты сделал тогда. Если б не ты, мы бы просто не дошли до Саркофага.
Выдра ничего не ответил. Он лишь отпер бронированную дверь картой-ключом и пропустил внутрь камеры пару каких-то грязных уродов, здорово смахивающих на зомби. Следом за ходячими полутрупами вошел бронированный экзоскелет, сжимающий в стальных лапах американский автомат LR-300 ML.
– Поосторожнее, не попортите материал, – отрывисто бросил Выдра и вышел из камеры. Экзоскелет что-то прогудел ему в спину, то ли «так точно», то ли «есть, сэр» – разобрать, что именно, мешала блямба, торчащая в бронированном шлеме на уровне рта, да и говорил он в спину удаляющегося начальства.
Кто были те существа, что отвязывали меня от крестовины, я так и не понял – то ли и вправду довольно проворные зомби, то ли снарки без защиты полуразложившегося лица, то ли просто рабы, поймавшие неслабую дозу радиации во время добычи ценных артефактов. Но ясно одно – своих нынешних хозяев они боялись до трясучки. А мысль о том, что их может постигнуть та же участь, что и меня, даже пробудила в их облученных мозгах что-то вроде сострадания…
– Язык сее откуси, – негромко прошамкал один из них мне в ухо. Из его беззубого и безгубого рта жутко воняло разложением. – Умвешь быство.
Совет был неплох. Если проглотить откушенный язык и потом сглатывать кровь, то тюремщики ничего не заметят до тех пор, пока самоубийца не отойдет в лучший мир. Но, на мой взгляд, проще расслабить шею, а после коротким рывком головы посмотреть себе за спину в последний раз – перелом шейных позвонков в результате чрезмерной ротации и быстрее, и эстетичнее. Кстати, интересно, почему автор совета не воспользовался им сам, предпочтя гнить заживо?
