Внезапно я понял, что стою практически на том же месте, откуда начал свой путь – вон обрезок дома и нога его хозяина, не ошибешься. И мути́т, словно на суперскоростном лифте проехался. Понятно. Влетел я по недосмотру в «кротовую нору» – пространственную аномалию, перебрасывающую объект из одной точки пространства в другую. Зона бережно хранила свою тайну.
Ведь и Шрам об этой аномалии говорил… И на том спасибо ей, что не размазала меня по асфальту, а лишь мягко поставила на место. Как говорится, не хрен лезть куда не просят. Хотя, оно, наверно, и к лучшему. По крайней мере, остается надежда, что монументовцам не достанется загоризонтная РЛС и их хозяевам не удастся превратить в послушных зомби всё население земного шара. Как-то даже думать не хочется, что произойдет, если Зона снимет свою защиту с этого оружия массового поражения извилин и оно достанется… да какая разница, кому оно достанется? По-любому ничего хорошего из этого не выйдет, если у РЛС появится хозяин менее мудрый и дальновидный, чем Зона…
Тем не менее выбираться из Чернобыля-два как-то надо. Тащиться через стройку не хотелось. Не нравились мне ее высокие открытые пролеты с кучами строительного мусора, из-за которых так удобно контролировать окружающую территорию. Потому я прикинул ствол к носу и пошел по самой кромке слегка примятой серой травы. Показалось мне, что это и есть граница той самой огромной аномалии, которая, накрыв антенну словно колпаком, бережет ее от окружающего мира. Или мир от антенны – это уж кому как думать удобнее.
Я не ошибся. Во всяком случае, обратно на исходную меня больше не отправляли. И рад был я тому факту безмерно, ибо ощущение про перемещении в пространстве премерзейшее, только-только желудок на место вернулся, выбравшись из переплетения кишок. Так что на холм я взобрался без приключений и осторожненько пошел меж двумя бетонными заборами, отгораживающими стройку и РЛС от остального мира. При этом далеко не стерильную поверхность забора стройки я практически утюжил спиной. Потому как полшага вперед – и я снова познаю все прелести надежной защиты антенны, и не факт, что во второй раз мне повезет так же, как в первый. Не исключено, что назойливых гостей здесь просто размазывают об один из заборов. Как, например, некогда расправились вот с этим полуистлевшим трупом.
Я остановился. Не сказать, чтобы я раньше высохших мертвецов не видел, скорее наоборот, насмотрелся по самое «не хочу». Но этот привлек мое внимание.
Судя по характерному довольно качественному комбинезону, передо мной лежал монументовец. Правда, легкий комбез не помог воину – его череп был раскурочен выстрелом, и ошметки резинового противогаза перемешались с осколками лицевых костей. К тому же при падении с высоты незадачливый универсальный солдат грохнулся об землю затылком.
Я проследил взглядом, откуда он мог упасть. Понятно. Поймал пулю фильтрующей блямбой на вершине стройки, получил ускорение и шмякнулся за забором. А товарищи, облизывающиеся со стройки на антенну, не рискнули тащиться за телом – они, конечно, отморозки, но РЛС наверняка небезосновательно побаивались. Ясное дело: проникли в Чернобыль-два, окружили антенну кордоном, никого не подпускают, но сами держатся на почтительном расстоянии.
Обычно монументовцы в обязательном порядке утаскивали трупы своих товарищей с поля боя. Но вовсе не удивительный факт наличия неубранного мертвеца, принадлежащего к данной группировке, заставил меня остановиться. Просто в осколках его черепа я увидел тускло блеснувшую нить, на которую упал солнечный лучик из разрыва над антенной.
Я аккуратно отлепился от забора, присел на корточки и осторожно вытащил из костяного крошева тонкую, но крепкую металлическую паутинку, в которой застряли кусочки высохшей кожи. Слыхал я сталкерские байки насчет того, что у монументовцев под скальп вживлены устройства, которые экранируют любые аномальные излучения и защищают мозги от прожарки, но не думал, что у фанатиков действительно всё настолько сурово. Получается, так оно и есть.
Двумя щелчками указательного пальца я очистил паутинку от остатков кожи мертвеца, которые тут же рассыпались в пыль. И про себя отметил: сеточка была практически копией изделия Захарова, благодаря которому мне однажды удалось взорвать ЗГРЛС. Правда, копией гораздо более легкой и изящной, без малейших повреждений и следов коррозии.
«Интересно, что это за металл, которому в отличие от костей черепа не страшны падения с больших высот и кислотные дожди?» – подумал я, засовывая находку в нарукавный карман куртки. При встрече с Захаровым предложу ему сувенир на продажу – судя по прошлому опыту, старик порой за всякие забавные технические хреновинки отваливает очень нехилые деньги.
До конца забора оставалось совсем немного. Я оставил труп монументовца в покое, разогнул колени, аккуратно дослал патрон в патронник автомата и двинулся дальше.
Вот и последняя бетонная панель, поверху которой натянута колючая проволока. Судя по тому, что колючка нигде не провисла и не порвана, за оградой следят и, следовательно, наверняка охраняют. Так это или нет, я проверил с помощью все той же трубы разведчика, высунув перископ за угол.
Ага. За углом стояли навытяжку двое монументовцев – не иначе ворота охраняют, которые отсюда не рассмотреть. И, судя по тому, что часовые совершенно неподвижны, всё еще действует на них странный ступор, миновавший меня грешного.
Я вытащил «Бритву» и шагнул из-за угла. Если ближайший дернется, перережу горло и, прикрываясь трупом, пристрелю второго. Шумно, конечно, будет. Коллеги охранников могут очнуться от кататонии и прибежать посмотреть, что это у ворот такое творится. Но выбора нет, не век же тут за забором сидеть.
Я вывернулся из-за угла, в два прыжка преодолел расстояние до ближайшего монументовца», занес нож… и опустил руку.
Нет, я не был пацифистом из тех, кто не стреляет в спину зазевавшемуся врагу и не режет спящего супостата при удобном случае. Такие в Зоне просто не выживают. Но здесь был несколько иной случай.
Монументовец не спал. Его глаза за стеклами противогаза были широко открыты, и в них плескалось холодное пламя… такое же, как на моем ноже, до клинка которого дотронулась старуха.
Я увидел это только сейчас, когда достал «Бритву» из ножен. Внутри ее клинка, изменившего цвет на кристально-лазурный, сверкали и сталкивались между собой молнии – точно такие же, как на поверхности РЛС, только крохотные. Ослепительные ниточки ломаных росчерков на фоне полосы идеально чистого неба, которую я сейчас сжимал в своей руке…
Всё это – замершие воины Зоны, «Бритва», сверкающая так же, как в тот день, когда она выпила жизнь из Халка – охотника за головами, и разрыв между тучами над гигантской антенной были элементами одного и того же явления, причин которого мне, похоже, не понять никогда. Ясно лишь одно. Я тоже каким-то образом являюсь частью этого процесса и выреза́ть из него что-либо сейчас просто не имею права.
Тогда я сунул «Бритву» обратно в ножны и побежал вниз с холма. Там, у его подножия начиналась короткая улица, лежащая между приземистыми трехэтажными домиками, за которыми возвышалось громадное здание типового советского института, в котором четверть века назад ученые в поношенных ботинках строили оружие, способное поставить на колени весь мир…
