– Ну, правда, Моргана, зачем ты так себя ведешь? Миссис Боуэн великодушно пригласила нас пообедать с ней, – замечает Кай. Он наклоняется ко мне и произносит гораздо тише: – Было бы грубо отказаться. Изольда хочет помочь. Не вздумай устраивать сцен, слышишь?
Кай говорит предельно кратко, с повелительной интонацией, и мне не нравится его тон. Почему я все время попадаю в неприятные ситуации из-за него? Я пытаюсь делать все возможное, чтобы быть такой, какой он хочет меня видеть, выполнять все, чего он от меня ждет. Но я не могу проводить время в компании женщины, которая унижает меня и имеет определенные виды на моего мужа. Если он слишком глуп и не видит Изольду насквозь, пусть ужинает с ней. Один. Я демонстративно отпускаю его руку. Пытаюсь вести себя максимально достойно. Я прекрасно понимаю: Изольде на руку моя неловкость, и она прекрасно осознает, что за нами по-прежнему наблюдают прихожане. Но никто не посмеет глумиться надо мной. Слишком поздно я осознаю, как во мне поднимается волна гнева. Влажный, неподвижный воздух вдруг наполняется свистом ветра, сдувающего с голов шляпки и ленты, выдергивающего из карманов платки, срывающего капоры и задирающего юбки до неприличия высоко. И тут же присутствующие дамы пытаются запахнуть свои пальто, застегнуть булавки и пуговицы, краснея от ужаса. Все присутствующие дамы… Кроме меня. И все быстро замечают – лишь меня проказник-ветер пощадил. Я знаю, что поступила рискованно. Я понимаю, у многих людей зародились подозрения. Проповедник прямо изложил мне мнение горожан. Мне надо бы позаботиться о том, чтобы не подкреплять его заявления фактами.
– Ой! – кричит миссис Кадуаладр. Ее дочери бросаются к ней.
– Что это за колдовство еще такое? О! Муж мой, спаси нас!
Ее голос звучит излишне театрально и пискляво.
Мужчины же, включая преподобного, делают все возможное, чтобы восстановить честь своих жен, матерей и дочерей, но вскоре их шляпы тоже срываются ветром, а испуганные женщины убегают в часовню. Преподобный Кадуаладр призывает к спокойствию. Изольда как ни в чем не бывало стоит рядом с Каем, и ее платье лишь слегка колышется на ветру. Пытаясь успокоиться, я ловлю на себе взгляд мужа. Он вне себя от злости. На самом деле он вряд ли понимает, что происходит, но я чувствую, даже не осознавая этого, муж каким-то образом связывает случившееся со мной.
– Моргана! – рявкает Кай. – Сядь в повозку и возвращайся домой! Я поужинаю у миссис Боуэн и вернусь… – говорит он, указывая мне в сторону Финнон-Лас, словно нашкодившей собачонке.
Мне не нужно повторять дважды. Я шествую прочь от Изольды, видя перед собой ее отвратительно самодовольное лицо, беру вожжи и, сев в повозку, подстегиваю Принца идти как можно быстрее.
Когда мы оказываемся далеко от часовни, я прошу жеребца замедлить ход. Не знаю, сердят меня слова Кая или уязвляют, или же я просто разочаровалась в самой себе. В любом случае это я сейчас в одиночестве возвращаюсь в поместье, опозоренная, а мой муж проводит время с чужой женщиной. Почему она упорно преследует Кая, даже тогда, когда он уже женился на другой? Изольда ведь независима, ее уважают. Что она может хотеть от Кая? Почему ей так необходимо стать хозяйкой Финнон-Лас?
Дождь снова усиливается, и мой капор начинает прилипать к голове. Остается около полумили до поместья, как вдруг Принц шарахается в сторону, а затем застывает, словно камень. Я не вижу, что его напугало, и мягко натягиваю вожжи, умоляя коня продолжить путь, но он не хочет. Его глаза закатываются, и он фыркает в направлении изгороди перед нами. Я слышу хлопанье крыльев и замечаю – в траве что-то шевелится. Я слезаю с повозки и, привязав поводья к прочным стеблям орешника, крадусь вперед. Нежданным гостем оказывается свалившаяся в канаву молодая сипуха. Я поднимаю птичку за золотистые крылья, чтобы помешать ей пораниться. Рассмотрев ее белоснежное тельце и лапки, я не обнаруживаю никаких повреждений.
– Мой маленький пернатый друг, что ты делаешь здесь, бедняжка? Ты такой крошечный. Наверное, только научился летать.
Кажется, сипуха одновременно и озадачена, и успокоена моими словами, раздающимися у нее в голове. Ее жемчужное оперение такое мягкое. Птица смотрит на меня огромными глазами и медленно мигает. Я заворачиваю ее в платок и отношу в повозку. Я решаю смастерить для птички гнездо в тихом уголке дома. Где-то, где ее никто не побеспокоит и где я смогу присматривать за ней, пока она совсем не поправится. Оставшуюся часть поездки я наслаждаюсь мыслями о том, как обустрою гнездо.
Вкусно поев и отведав особенно хорошего вина, Кай наконец чувствует, что все напряжение утра, да и последних дней, начинает исчезать. Вздохнув, он откидывается на спинку кресла, и вино плещется в его бокале. Столовая, как и все помещения в доме Изольды, обставлена роскошно, со вкусом. Огромный стол накрыт парадной скатертью и уставлен серебряными приборами наивысшего качества, а в центре него в длинных канделябрах мерцают свечи. В камине потрескивают дрова, наполняя комнату теплом. Ничто не выглядит провинциально. Все предметы обстановки смотрятся богато и выполнены из лучших материалов. На стенах висят величественные полотна, на окнах – занавески из китайского шелка. Здесь стоит огромного размера зеркало, мраморная каминная полка уставлена маленькими скульптурами, а пол покрывают восхитительные турецкие ковры. В этом доме все призвано поражать воображение. Кай с Изольдой сидят за огромным столом.
– Рада видеть тебя в не столь сильном смятении, Кай. То, как ты вел себя в часовне, заставило меня переживать, – говорит она, слизывая с губ вино.
Кай поражен глубиной пропасти между женщиной, с которой он проводит этот вечер, и своей женой. Он вспоминает первый завтрак, который приготовил для Морганы, и ее экзальтированное удовольствие. Трудно представить себе Изольду с жирными пятнами от бекона на щеке. Она настолько изящна, настолько благовоспитанна. И так удивительно красива. В столовой царит полумрак, а пляшущие языки пламени в камине отбрасывают на стены и потолок завораживающие блики, но они не нагнетают страх, а, наоборот, успокаивают. Кай легко забывает, по крайней мере в данный момент, какая серость ждет его на улице и какие заботы остались дома.
– Ужасная выдалась неделька, – замечает он, а затем качает головой, не желая думать о несчастьях. Вместо этого Кай решает насладиться тем, что ему даровала судьба: – Ужин был великолепен, Изольда.
– Как жаль, что Моргана не захотела к нам присоединиться, – бросает женщина.
– Прости… за ее поведение. – Кай изо всех сил пытается найти оправдание реакции жены. – Она еще не… привыкла к новой жизни.
Поняв, что объяснение лыком шито, он делает глоток вина, не глядя на Изольду.
– Она еще так молода, – отвечает та. – Уверена, со временем…
Финал фразы Изольда предпочитает оставить открытым.
Оторвавшись от бокала, Кай обнаруживает: его благодетельница внимательно смотрит на него, и на мгновение их взгляды встречаются. Ее взгляд довольно откровенен. Не в первый раз он чувствует желание по отношению к этой поразительно красивой женщине. С момента гибели Кэтрин он много раз спрашивал себя, почему не осмелился сделать предложение Изольде. Может, его останавливало ее богатство? Неравное положение в обществе? Кай бы чувствовал себя ниже в этом браке? Или же было в Изольде, несмотря на всю ее привлекательность, элегантность и шарм, нечто странным образом отталкивающее? Кай не мог поверить, что с этой женщиной возможно быть откровенным. Лечь с ней в постель – да, это он представить может вполне. Она, несомненно, привлекательна и способна возбуждать в мужчинах желание. Но способна ли Изольда на близость, родство душ, как было у него с Кэтрин? Вряд ли. Конечно, Кай наслаждался обществом Изольды, она была прекрасным собеседником, но интимные мысли относительно нее в немалой степени и способствовали его привязанности к ней. Последнее-то его и расстраивало. Кай не был тем, кто мог завести интрижку; это просто не в его характере. На самом деле ему не очень-то нравилось вспоминать о желаниях плоти.
