– Моргана?
И вдруг я снова в состоянии видеть реальность. Я прищуриваюсь и опускаю взгляд на руку Кая, которую до сих пор держала обеими руками. Я осторожно отпускаю их – рана затянулась! Шов выглядит не очень ровным, и края его воспалены, но он кажется надежным, и я точно знаю – он не разойдется. Кай касается моей щеки.
– Хорошая работа, моя дикарка. Очень хорошая.
И вдруг мне становится так плохо, что я едва могу стоять на ногах. Я стараюсь встать, но падаю. Кай ловит меня и сажает на край кровати. Я дрожу, все мое тело сводит судорогой. Кай приседает передо мной, положив руки мне на колени.
– Это шок, – говорит он, расшнуровывая мои сапоги. – Ты присматриваешь за мной, а, между прочим, сама пережила вещи и еще похуже. Если бы ты не спрыгнула с той стены…
Муж не договаривает фразу до конца, но мы оба знаем, что именно он хотел сказать. Там, во дворе фермы, растерзанная и растоптанная, могла бы лежать я. И скорее всего, там бы я и оказалась, если бы не отважный и благородный человек по имени Дай, который теперь сокрыт в тесном гробу. На самом деле я не знаю, что меня беспокоит больше всего – то, что я едва избежала гибели; непреодолимое чувство вины, ведь Дай умер, спасая меня; мое отвращение к Эдвину или же страх: никто, кроме Кая, никогда не узнает, что на самом деле произошло.
Кай снимает сапоги и помогает мне избавиться от верхней одежды.
Огарок свечи догорает, поэтому комнату освещает только тусклый сумеречный свет ночи, проникающий через окно. Кай выливает воду из таза в окно и снова наполняет его чистой водой. Берет чистую тряпку, из тех, что лежат на туалетном столике, обмакивает ее и выжимает. Снова опускается передо мной на колени и проводит влажной тканью сначала по моему лицу, а затем по рукам. Я чувствую себя, как ребенок рядом с любящим родителем, и все же нежное прикосновение Кая разжигает во мне странное чувство. Что-то манящее и одновременно запретное. Какое-то очень мощное чувство, которое всю мою жизнь дремало, а теперь внезапно проснулось.
– Бедная моя дикарка, – говорит Кай, обмывая кончики моих пальцев. – Тебе нужно отдохнуть.
Я перестаю дрожать, хотя на ногах по-прежнему стою нетвердо, словно новорожденный ягненок. Кай поднимает мои ноги и укладывает меня на мягкий матрас. Муж подходит к другой стороне кровати, и я слышу, как он сбрасывает с себя вначале сапоги, а потом и остальную одежду.
Кай забирается в постель и ложится позади меня. Его тело изгибается вокруг моего, но мы почти не соприкасаемся. Тем не менее я чувствую тепло его тела, жар его обнаженной груди, запах специй и земли, которыми пахнет его кожа. Сердцебиение мужа эхом отдается в комнате, и я слышу его громче, чем биение своего собственного сердца. Я одновременно и напугана, и рада – ведь я жива. Я понимаю, что боюсь не его, а реакции своего тела на его присутствие. На его близость. На его сдержанную силу. Реакции на его желание.
Кай проводит ладонью по моему лбу, смахнув непослушную прядь волос и мягко гладя меня по голове.
– А теперь спи, дорогая. Больше не надо ничего бояться. Спи. Я здесь.
Но теперь мне уже не уснуть! Все мои чувства проснулись. Разве можно ощущать все это и мочь заснуть? Мне так хорошо рядом с ним. Даже страшно, до какой степени Кай волнует меня. Он настолько полон жизни и энергии, что я поражена. Меня утешает тот факт, что он никогда не направит свою силу, чтобы причинить мне боль, а лишь будет защищать меня. В душе постепенно растет надежда, которая со временем может превратиться… Во что? Привязанность? Любовь? Нет, я не могу представить себе, что такое обрести любовь, когда я только что лишилась ее. Но что же тогда это может быть? Что так будоражит мою кровь, что ускоряет пульс, от чего у меня перехватывает дыхание, а голова кружится от одного его прикосновения? Наверное, это желание быть с ним? Неужели? Я хочу Кая? Похоже на то.
– Т-с-с, дорогая, – успокаивает он, слишком хорошо зная причину моего беспокойства. – Т-с-с, – шепчет он, и, несмотря на все, что произошло в этот день, я улыбаюсь. Ибо до этого никогда в моей жизни ни у кого не нашлось нужных слов, чтобы меня успокоить!
Глава 15
К утру температура резко падает, и ветер, неизменно сопровождающий Кая и его друзей на восток, приносит дыхание осени. Кай просит погонщика, которого нанял на оставшуюся часть пути, идти вперед стада, чтобы помочь Уотсону или Моргане, если те будут в нем нуждаться. Его зовут Джон, и, хоть он и не очень опытен, энтузиазма ему не занимать. Энергия и бодрость Джона резко контрастируют с меланхоличным настроем остальных, но ведь это не он недавно потерял друга. Молодой человек не замечает отсутствия Дая и его семьи. Ему не приходится гнать из головы образ рыдающих над изуродованным телом кузена Сэрис и ее мальчиков. Каю по душе, что хотя бы один человек в его команде не занят грустными мыслями. Хотя его собственное сердце разрывается от боли. Каждый раз, когда он вспоминает про страшную смерть кузнеца, в его душе вспыхивает ненависть к Эдвину. Кай знает – история еще не закончилась. Знает, что после возвращения в Трегарон должен будет навестить Сэрис, убедиться, что она знает правду – Моргана не виновата.
По крайней мере, у него есть еще одна вещь, которой можно заполнить мысли; то, что дает ему возможность думать о будущем, а не сожалеть о прошлом. Кай до сих пор предается блаженным воспоминаниям о восхитительной близости между ним и женой. Моргана позволила заботиться о себе. Он закрывает глаза, чтобы посмаковать воспоминание о том вечере, когда она спала в его объятиях. Это были самые замечательные часы за все его долгие годы, проведенные в одиночестве. Как он мог сомневаться в ней? Как решился подумать, будто она отдалась Эдвину? Не в первый раз Каю стыдно, что он так поспешно сделал выводы.
Очередной утомительный день. Холодный дождь вынудил всех надеть длинные пальто, поднять воротники и надвинуть на головы шляпы. Даже мех Брэйкена из рыжего превратился в тускло-коричневый, и все из-за грязи. Они плетутся в тишине, ни о чем не разговаривая, не распевая песни, лишь зная, что с каждым шагом, с каждым часом в дороге приближаются к цели. И в конечном счете – к дому. Теперь погонщики уже не настроены так оптимистично, как были в начале поездки. Все, что у них есть – их воля, а еще общее дело и необходимость добиться успеха. Иначе предстоящую зиму им не пережить.
Не найдя ни одной гостиницы, Кай решает остановиться на ферме с пышными лугами. Фермер, почувствовав скорую прибыль, запрашивает слишком высокую цену, и если бы Кай не чувствовал себя таким уставшим, то поторговался бы дольше, но все, о чем он может думать сейчас – это теплая постель. Сара готовит ужин, и мужчины пропускают по кружке эля. Настроение у всех неважное, а болтовня Джона кажется слишком надоедливой. Кто-то нерешительно предлагает Уотсону спеть, но тот отнекивается, посасывая глиняную трубку.
На ночлег они устраиваются в старом амбаре с настолько дырявой крышей, что сперва никто не может найти сухого места. Кай натыкается на парочку старых мешков для шерсти и делает все возможное, чтобы слепить из них более-менее сносное спальное место для себя и Морганы. Закончив, он зовет ее.
