Миссис Кадуаладр смотрит на него, пораженная, а затем выхватывает носовой платок и начинает рыдать.
– О, мистер Дженкинс, – причитает она, – разве вы не слышали? В Трегароне эпидемия. Многие жители больны. А некоторые…
Голос супруги преподобного срывается:
– …Умерли!
Кай поражен. Да, в последнее время он не был в городе, но подобная информация застала его врасплох. Когда миссис Джонс в последний раз приезжала, то есть всего лишь три дня назад, она упомянула лишь, что двое или трое стариков умерли от простуды. Но теперь Кай вспомнил, как она сказала, что несколько детей заболели. Он тогда подумал – пустяки. Но теперь, оглядываясь вокруг и видя страдания на лице миссис Кадуаладр и ее дочерей, Кай понимает – что-то здесь не так. И ему ясно, почему так много людей отважились поехать в церковь в столь жуткую погоду. Он смотрит в глаза присутствующих и видит в них страх.
Изольда Боуэн приезжает с опозданием. Со своего места в первом ряду Кай отвешивает ей небольшой поклон вместо приветствия, но она не отвечает, взглянув на Моргану. Он видит изменения в поведении его жены при появлении Изольды. Кажется, прямо сейчас их ненависть взаимна. Интересно, уж не ревнует ли Изольда? Неужели его любовь к Моргане теперь настолько очевидна, что она вызывает у его подруги осуждение? Его голова начинает болеть, а зрение нарушается. Каю не нравится, насколько быстро наступил приступ и какой он сильный. Он прикладывает руку к голове. Обеспокоенная Моргана наклоняется вперед. Кай гладит ее руку, улыбаясь, решив не позволить ей понять, как ему плохо. Неужели он тоже пал жертвой болезни, которая подкосила Трегарон? Это эпидемия? Она поразила всех жителей этой местности? А не заразил ли он Моргану?
Преподобный Кадуаладр занимает свое место на трибуне. Он окидывает паству взглядом и торжественно кивает.
– Я вижу, как вы замерзли, мои братья и сестры. Я вижу, что вы страдаете от этой ужасной погоды, этого внезапного и смертельного холода, что держит нас своей железной хваткой уже несколько недель. Я видел тощих голодных овец, роющихся в замерзшей земле. Я видел на каменистых тропах маленькие тельца замерзших пташек. Я слышал, как суровый ветер стонет в трубе моего дома по ночам. Я видел тех бедняков, которые почти израсходовали свои запасы на зиму, у которых закончился корм для скота, тех, кто боится, что не переживет эту угрожающую изнурительную зиму. Я закрывал глаза тех, кто пал жертвой коварной болезни, что пришла в город.
На скамьях шепчутся. Паства обеспокоенно кивает. Кто-то из женщин тихо плачет.
– И я знаю, что вам страшно. Да, страх ясно виден на ваших лицах. И мне больно!
Преподобный бьет кулаком в грудь.
– Мне больно видеть такие страдания. И я спрашиваю себя, за что? Зачем Господь счел нужным наслать на нас эти невзгоды? Почему Он, в Своей бесконечной мудрости, постановил, что Его дети должны познать голод и болезнь, должны видеть, как их стада, их средства к существованию истощаются и исчезают, почему Он решил испытать нас, забрав наших близких – пожилых, ни в чем не повинных людей?
С задней части часовни раздается отчаянный вопль.
– Я молился, братья и сестры. Я встал на колени и молился, ожидая от Господа ответа и указания, как нам быть. И Бог говорил со мной!
Его лицо стало красным от волнения и задора.
– Да, Бог говорил со мной!
По залу прокатывается волна вздохов и возгласов «Аминь».
Преподобный Кадуаладр наклоняется вперед, придерживая Библию, лежащую перед ним.
– Он сказал мне, что среди нас есть зло!
Прихожане охают и ахают, кто-то произносит молитву.
– Да, я здесь, чтобы передать вам то, что Господь сказал мне. Как я сейчас стою перед вами и вижу вас, так же ясно я слышал это! Среди нас есть зло! Порок! Среди нас есть некто нечестивый, слуга Дьявола!
Люди начинают хватать друг друга за руки, качая головами, не желая слышать слова преподобного.
– Господь подверг нас этим испытаниям, дабы исцелить от зла. Если для этого нужна смерть каждого мужчины, женщины и ребенка в этом приходе, то так тому и быть! Слушайте меня, братья и сестры. Не все потеряно. Я говорю вам, в наших силах спасти себя и сохранить наше сообщество.
Раздаются крики:
– Как мы можем себя спасти?
– Скажите нам! О, скажите нам!
– Готовы ли вы сделать то, что нужно? Готовы ли вы совершить работу Божью, не тронув невинную душу? – кричит преподобный.
– Да! – слышится ответ. – Мы готовы!
– Тогда взгляните на соседа своего. Посмотрите на тех, кого знаете. Да, смотрите даже на ваши собственные семьи и ищите это зло. Найдите его и изгоните!
– Аминь!
– Гоните его прочь! Очистите город от гнили, скрывающейся в его чреве, чтобы не пало на нас это проклятье, чтобы Господь мог продолжить зачистку. Отыщите гнойник, сокрытый среди нас, братья и сестры мои. Справитесь ли вы с этой задачей? Я спрашиваю вас?
Люди начинают кричать и размахивать кулаками. Кай чувствует, что его голова вот-вот разорвется от боли внутри ее и от какофонии из голосов снаружи. Он никогда не встречал людей в таком жутком состоянии, и это самое страшное, что он когда-либо видел.
Мы больше не поедем в часовню. Какую бы болезнь Изольда ни наслала на Кая, в ее присутствии ему становится лишь хуже, а она ездит туда каждое воскресенье. А теперь еще преподобный Кадуаладр взбудоражил паству, настроив искать зло среди себе подобных. Мне ясно, что он все еще пляшет под дудку Изольды, как беспомощная марионетка. Должно быть, она потребовала, чтобы он и впредь настраивал прихожан против меня. Какие же они все глупые! Какие слепые. Как можно не видеть зла, сокрытого в этой твари, готовой раздавить любого из них, как букашку, будь то угодно ее целям. Они не чувствуют ее змеиный запах, как я. Не замечают, как она распространяет вокруг себя яд. А я чувствую. Они не слышат ее издевательский смех. А я слышу.
Страшно смотреть, как с каждым днем мужу все хуже и хуже. Что же мне сделать, чтобы разрушить проклятие? Что же я могу сделать? Да я бы собственными руками оторвала ей руки и выцарапала бы глаза, если бы это что-то могло изменить. Если бы я верила, что Изольда подпустит меня достаточно близко. Мне нужно найти какой-то способ. Нужно придумать план, как подобраться к ней, как найти ее слабое место. Я не верю, что ее можно хоть как-то убедить снять проклятие. Единственное, что я могу, – избавиться от нее. О, подумать только! Но это правда. В конце концов, на весах жизни Кая и Изольды, не иначе. И я не стану стоять и молча смотреть, как мой любимый медленно умирает. Я буду оттачивать то мастерство, которое мне дано. Я приготовлюсь сразиться с ней. Я придумаю, когда и где перейти в наступление. И совершу то, что должно быть сделано.
А пока все, что я могу, – присматривать за Каем. Облегчить его страдания. С тех пор как мы вернулись домой из часовни сегодня утром, Кай не сдвинулся с кресла. Я развела в камине огонь. Предложила ему одеяло, но он не захотел. Словно муж боится признать, насколько ему плохо. Словно, если бы он принял одеяло, его болезнь стала бы реальностью. Теперь он спит. Я принесла одну из папиных книг – «Остров сокровищ» – и села к окну, а Брэйкен устроился рядом со мной. Я держу книгу в руках, думая о папе, и это меня успокаивает. Как я хочу, чтобы отец оказался здесь, чтобы он сейчас мог мне помочь. Я отчего-то совершенно точно уверена, что он знает, как лучше всего победить Изольду. Мы с Брэйкеном молча смотрим, как на улице серость дня постепенно сменяется темнотой ночи. Холод такой сильный, что оконное стекло словно бы и не защищает от него вовсе. Я провожу рукой по мягкому, теплому меху корги, и он вяло взмахивает хвостом. Там, за границами сада, пейзаж совсем неприветлив, и солнца не видно, поэтому закат не смягчает однообразного металлического мерцания льда. Трудно различить горизонт. Мир будто сузился до нескольких промерзших насквозь ярдов за пределами дома. И вот, когда мое лицо начинает покалывать от холода, я вижу их. Первые хлопья снега.
