Барклай вспоминал это с явным удовольствием. Мы, его подчиненные и гости, вынуждены были терпеливо слушать пространную речь о том, как хитроумен он в издательском деле. Однако я заметил, что он умолчал о журналах, которые пришлось закрыть. «Правда в картинках» не смогла конкурировать ни с журналом «Лайф», ни даже с его подражателями. Юная аудитория отвергла «Правду и молодежь», а «Правда и красота» хоть и держалась пока на плаву, все же существенно отставала от конкурентов в так называемом «женском сегменте». Журнал о кино, «Правда в Голливуде» также встретил бесславную кончину, несмотря на вложенные в него внушительные суммы.
Пока Барклай развлекал нас детальным рассказом о своих победах, две официантки убрали тарелки из-под салата и поставили перед каждым гостем тарелку с курицей в сливочном соусе, картофельным пюре, стручковой фасолью и вялой свеклой.
– Наше новое издание будет отличаться такой смелостью, которая не снилась ни одному дайджесту. С сегодняшнего дня, парни, никаких тормозов. «Дайджест правды» войдет в историю. Берите выше, он оставит след в истории цивилизации.
– А что там по части рекламы? – спросил Лорин Винс.
Барклай покачал головой.
– Обойдемся без нее. Так мы больше заработаем. Как вам нравится эта идея? Журнал без рекламы!
– А что в этом такого нового? – ответил Бертон Инглиш. – Ни один дайджест на рынке не печатает рекламу.
Манн поморщился, как от боли. Он никак не мог повлиять на дерзких типов из отделов рекламы и распространения. Они приносили компании деньги и могли позволить себе непочтительность.
– Что касается содержания первого номера… – Барклай сменил тему. – Я просмотрел, что у нас выходило за последние десять лет, и нашел много всего интересного. Доктор Мэйсон…
Глава совета религиозной координации поднял глаза от тарелки с виноватым видом, словно получать удовольствие от еды было недостойно.
– Ваша кампания по разоблачению лжепроповедников и прочих паразитов от веры по-прежнему актуальна. Думаю, можно добавить свежих фактов и пустить это в номер. Теперь вы, Генри… – Барклай обратил свое обаяние на Генри Роу. – Я бы хотел снова напечатать вашу блестящую серию статей тридцать восьмого года.
– Я надеюсь, вы не о критике Администрации рабочих проектов?
[47] – перебил Бертон Инглиш.
– А почему бы и нет? – парировал Барклай.
– Это уже неактуально. Кроме того, немалой части нашей аудитории это не понравится. Многие работали на проектах.
Барклай отмахнулся от него вилкой.
– Наша компания будет бороться до тех пор, пока не пресечет все попытки влияния на нашу страну диктаторов – будь то Сталин, Рузвельт или Филип Мюррей. Пусть мы подвергаем себя опасности, пусть рискуем потерять мирские блага, жизнь и даже свободу, но мы будем выполнять свой долг до последней капли крови.
– Аминь! – Это, конечно же, Эдвард Эверетт Манн.
Бертон Инглиш кому-то подмигнул. Лорин Винс улыбнулся своим мыслям. Эти циники больше заботились о прибыли, чем о принципах.
– А что там будет с женским взглядом? – жизнерадостно спросила Глория.
Барклай поблагодарил ее благосклонной улыбкой.
– Я бы предложил внебрачных детей, – быстро сказал Манн, явно ожидавший этого момента.
– Старая добрая тема, никогда не подводит, – заметил Винс из отдела распространения.
– Только поосторожней, – предостерег Джейвс из юридического.
Доктор Мэйсон его поддержал.
– Помните признание женщины, которая отрицала идею брака? – спросил Манн. – Апрельский номер «Правды и любви» за прошлый год.
– Конечно! – воскликнула Глория. – «Я отвергаю обручальное кольцо». У нее было шесть дочерей.
– Лучше бы на кольцо согласилась, – сказал я.
Инглиш с Винсом засмеялись, Манн принял оскорбленный вид.
Снова зашли официантки. Одна собирала тарелки, другая подавала десерт – мороженое и ломтики кекса размером в квадратный дюйм.
– Лучше сифилис, – предложил доктор Мэйсон.
– Согласен. – Бертон Инглиш перестал смеяться. – Сифилис у нас всегда идет на ура.
Официантка уронила тарелку с мороженым. Барклай слегка нахмурился, раздраженный помехой в разговоре.
– Я против сифилиса в первом номере, – отрезал он. – Сифилис в последнее время полощут все кому не лень, даже самые консервативные журналы. Для медицинского раздела у меня есть идея получше. «Задумайтесь о гландах – крупнейшая врачебная афера».
Мы все задумались о гландах. Официантки шептались в углу – из-за досадного недоразумения возникла критическая ситуация. Одной порции десерта не хватило. Мороженое поставили перед всеми, кроме доктора Мэйсона, и он заметно нервничал.
– Одну минуточку, мой хороший, – проворковала официантка и упорхнула.
– А когда это выходило? – спросил Джейвс из юридического. – Что-то я не помню никаких статей про гланды…
– Статью пишут прямо сейчас.
– Разве можно печатать в дайджесте то, что нигде не выходило? – не унимался дотошный юрист. – В дайджест всегда идут только репринты.
– «Правда и здоровье» выходит на несколько дней раньше, так что это и будет репринт, причем самый актуальный. Статью готовит Тони Шоу. Я велел ему сделать не менее смело и жестко, чем «Извращения в колледжах».
Прибежала официантка с двойной порцией мороженого для доктора Мэйсона. Вид у него был как у ребенка, получающего угощение в воскресной школе.
– Вот еще одно предложение, – начал Манн с жаром. – Раз нам нужен острый материал, давайте пустим выжимку из статей Подольского!
Генри Ро положил ложку и осведомился:
– Вы в своем уме?
– Насколько мне известно, его статьи увеличили тиражи «Правды», – холодно ответил Манн. – Разве не так, мистер Инглиш?
– Они увеличили частоту отказов от подписки.
Манн хотел было возразить, но Барклай заставил его умолкнуть, воздев ложку от мороженого, и обратился к представителям отделов распространения и рекламы:
– Разве это наша вина, что Россия не захватила Маньчжурию, как только закончилась война с японцами? Подольский был уверен, что захватит. И я тоже. И многие другие люди, которые разбираются в политике лучше нас. Подольский просто ошибся.
– Не в первый раз, – заметил я.
– Вы ставите под сомнение честность одного из наших авторов? – возмутился Манн. – И не последнего, между прочим, по значимости. В конце концов, он известный человек в международных отношениях.