– Ты знал, что он у Барклая, когда звонил?
– Да черт меня дери! Если бы я хотел его прикрыть, я бы не обратил твое внимание на пепельницу. Сами бы вы сорок лет искали человека, имеющего привычку потрошить окурки. Если бы я не назвал вам имя, вы вообще не узнали бы, что у Лолы был Эдвард Эверетт Манн, редактор издательского дома «Правда от Барклая»!
– Нам бы рассказал Боттичелли. Тогда, может, никто бы его не предупредил, и мы бы взяли убийцу тепленьким.
Я был оскорблен до глубины души. Когда Риордан сидел со мной в барах, пил ржаной виски за мой счет и снабжал меня материалами для «Правды и преступления», он как будто был моим другом. Теперь я понимал, что он в первую очередь коп.
– Ты не ответил на мой вопрос, – сказал он. – Когда ты звонил в дом Барклая, ты знал, что Манн там?
– Ты думаешь, я стал бы звонить, если б знал?! Приди в себя, Риордан, я сам вас на него навел!
– Мисс Барклай – твоя подружка?
– Невеста.
– Может, поэтому тебе так не терпелось сообщить ей, что ее бывший ухажер имел интрижку с Лолой Манфред?
– Ты намекаешь, что я навел вас на Манна из ревности? Чтобы убрать его с дороги?
– Почему бы и нет?
– Бред собачий!
– Вчера вечером, когда ты приехал к Барклаю, кто открыл тебе дверь?
– Мисс Барклай.
Риордан кивнул. Видимо, мой ответ совпал с версией Барклая.
– Сколько времени вы были с ней вдвоем в коридоре?
– Минуты три-четыре. Она упала в обморок, когда увидела меня.
– В обморок? Барклай ничего об этом не говорил.
– О таких вещах Барклай говорить не станет. А то вдруг кто узнает, что его дочь, воспитанная на «Правде и здоровье», на самом деле живой человек со своими слабостями?
Риордан поморщился. Я видел, что он верит мне не до конца, и это вынуждало меня обороняться. Будто я в чем-то виновен.
– Почему ты об этом спрашиваешь? Что, вы думаете, Манн скрылся, пока мы с Элеанор были в коридоре?
– Так утверждает Барклай. Якобы Манн находился с ними в комнате – ну, в той безумной черно-белой, которая похожа на приемный покой в лечебнице для умалишенных. Ты позвонил. Мисс Барклай пошла открывать. Ее долго не было, и Барклай вышел посмотреть, что там случилось. В это время Манн улизнул.
– Да ладно!
– Барклай думает, что он ушел черным ходом. Там есть служебный лифт без швейцара и некий коридор из подвала на Мэдисон-авеню.
– Я знаю. Мы вчера так ушли с Элеанор.
– Серьезно? А зачем?
Я задумался. Барклай был так настойчив, а Элеанор так хотела домой, что я не стал задавать вопросов и поступил, как хотели они.
– К дому подъехала полиция, – ответил я Риордану. – Элеанор очень устала, ее отец решил, что ей лучше отдохнуть перед допросом. Он и предложил нам спуститься на служебном лифте.
Риордан нажал на кнопку, расположенную возле таблички с именем Элеанор. Раздался звуковой сигнал, и защелка двери, ведущей к лестнице, открылась.
Я забежал вперед, преградил Риордану путь и спросил:
– А ты вчера не спросил Барклая про Уоррена Вильсона? Что он сказал?
Риордан протиснулся мимо меня и стал подниматься по лестнице. Двумя этажами выше уже щелкнул дверной замок.
Барклай протянул Риордану руку, пожелал ему доброго утра. Мне же добродушно сказал:
– А, вернулся, парень?
Элеанор куда-то вышла. Простыни с дивана были убраны, так же как и посуда со стола.
– Садитесь, капитан. Джон, возьмите у него пальто. Полагаю, вы к моей дочери.
Барклай вел себя так, словно находился у себя дома, а не в квартире Элеанор.
Я встал, как сенбернар, у дверей спальни. Риордан сел на жесткий стул, Барклай же с комфортом устроился на диване.
– Удалось поймать беглеца? – спросил он.
– Почему вы не заявили об угоне вашего автомобиля? – спросил Риордан.
– А что, какую-то из моих машин украли? Я не в курсе. Шофер мне ничего такого не сообщал.
– Сегодня ночью в три часа с четвертью в Филадельфии задержали человека по имени Джеймс Торп.
– Что, у него моя машина?
– Черный «крайслер»-купе, зарегистрирован в Нью-Йорке как собственность Нобла Барклая.
– У меня есть черный купе, я на нем вчера ездил, – проговорил Барклай и с грохотом обрушил кулак на стол. – Черт, я наверняка опять бросил его у подъезда! Ну да, конечно! – Немного взяв себя в руки, он добавил виноватым голосом: – Боюсь, ключи были в зажигании. Я иногда оставляю их так для шофера.
– А что это за Джеймс Торп? – спросил я.
– Впервые о нем слышу, – вставил Барклай.
– У него были водительские права, выданные штатом Калифорния, – ответил мне Риордан. – По ним рост у него метр девяносто, вес сто килограммов, а в нашем отчете говорится, что он тощий мужчина ростом чуть за метр восемьдесят.
– За что его взяли? – спросил я.
– Сел за руль пьяным.
– Пьяным! – прошептал Барклай словно ругательство и кашлянул, прежде чем снова заговорить. – Его допросили? Он признался, что угнал мою машину?
– Он не стал говорить без адвоката.
– О… – только и сказал Барклай.
Мы все ждали.
– Затем потребовал лучшего адвоката в Филадельфии. Самого лучшего, он на этом настаивал. Утверждал, что он важный человек – мол, все будут потрясены, если он откроет свою настоящую личность. В бумажнике у него было десять тысяч.
Барклай вскинул брови.
– И что, адвоката ему привели?
– Как только выяснится что-то новое, нам сообщат. – Риордан напустил на себя равнодушный вид, но внимательно следил за тем, что отражается на лице у Барклая.
Из спальни вышла Элеанор, красивая и очень несчастная. Из-за расширенных зрачков глаза ее казались темными. Домашнее платье она сменила на синюю юбку и белый свитер.
Отец жестом пригласил ее сесть рядом, но она отошла в дальний угол комнаты.
– Знакомься, это капитан Риордан. Капитан, моя дочь Элеанор.
Риордан стал расспрашивать ее про Лолу – насколько близко они дружили, часто ли Лола доверяла ей личные тайны, была ли подавлена в день своего предполагаемого самоубийства.
– Да, была, – ответила Элеанор с нажимом. – Утром она пришла в хорошем настроении, но во второй половине дня что-то случилось. Она ни с того ни с сего вспылила, бросила шубку на пол и надолго заперлась в уборной. То ли слишком много выпила за обедом, то ли из-за цветов расстроилась. Кто-то прислал для нее розы – видимо, кто-то ей неприятный.
