– Почему вы об этом не сообщили? – спросил Риордан.
Барклай чуть не мурлыкал от удовольствия.
– А он меня подкупил! – выпалил я. – Накинул семьдесят пять к жалованью в неделю.
– Это правда? – Риордан перевел взгляд на Барклая.
– Не знал, что вы восприняли свое повышение в таком свете, Джон. Мне казалось, вы искренне благодарны. – Барклай обратил на меня всю мощь своего сочувствия. – Какой же груз на вашей совести не дает вам поверить, что вас могут повысить просто за ваши заслуги? Что заставляет вас придумывать такие извращенные объяснения? Что вы скрываете, какой правде боитесь посмотреть в глаза?
– Ах ты господи… – не выдержал я.
– Похоже, он действительно верит в то, что его намеренно отравили, – доверительно сообщил Барклай Риордану с видом высокооплачиваемого специалиста, которого пригласили помочь семейному доктору в особо тяжелом случае. – Удивительно, насколько легко некоторые люди верят в то, во что хотят верить. Это лишний раз подтверждает мой тезис, который я озвучил в книге и впоследствии не раз повторял в своих журналах: поверить можно во что угодно, было бы достаточно сильно желание. И знаете, о чем это говорит? – Речь его адресовалась Риордану, но он приложил все усилия, чтобы ни одно слово не прошло мимо моих ушей. – О том, что на сердце у этого мальчика лежит горькая правда, которой он не может признать. Не будет сильным, здоровым, счастливым, уверенным тот, кто не способен докопаться до собственных потаенных страхов и непризнанных ошибок. Когда человек прилагает такие усилия, как этот юноша, доказывая, что окружающие желают ему зла, это симптом чего-то нездорового. Вы не находите, капитан?
– Вы правы, это не шутки, – произнес капитан с мрачной торжественностью. – Уж я-то повидал разных психов, которые винили других в собственных проблемах.
Барклай закивал, одобряя его понятливость.
– Человеческий разум – величайший природный феномен, восьмое чудо света. Ученые мужи исследуют его много веков, и с каким результатом? Все их изыскания можно уместить в одну фразу: человек может заставить себя поверить во что угодно, и то, во что он верит достаточно сильно, становится правдой.
Риордан задумчиво потянулся к фарфоровому портсигару. Барклай же продолжал вещать:
– Этот факт признает как наука, так и религия. Вера творит чудеса. Вы читали мою книгу, капитан?
– Увы, нет, – промямлил Риордан.
– О, ничего! – Барклай был само всепрощение. – Многие еще не читали. Я вам пришлю, прочтите. Случай этого молодого человека там описан с предельной ясностью.
– Да-да, капитан, о мистере Барклае вы тоже узнаете много интересного – всю историю его жизни в самых пикантных деталях. Ни в коем случае не пропускайте «Введение». Это величайшее описание человеческого отчаяния, когда-либо существовавшее в мировой литературе.
Риордан захлопнул портсигар и отвернулся, преодолев искушение. Он обеими руками держал шляпу перед собой и медленно вращал ее.
– Надо же, как далеко мы ушли от дела Вильсона, смерти Лолы и побега Манна, – заметил я. – Все-таки удивительная штука – философия Барклая, вы не находите, капитан? Многие из его идей вам наверняка доводилось слышать раньше. Он немало позаимствовал из христианства и язычества, у медиков и ученых, у теологов, теософов, психоаналитиков, у нетрадиционных религий двадцатого века. Поразительно, во что люди способны поверить, особенно если знать, сколько народу купилось на идею излияния правды.
Риордан стал вращать шляпу быстрее. Детектив не привык быть арбитром в философских спорах.
Чувствуя его замешательство, Барклай сказал победным тоном, словно они с Риорданом были союзниками в долгой борьбе:
– Вы не обращали внимания, капитан? Все циники одинаковы. Нет никакой разницы между теми, кто обличает старые религии, и теми, кто стремится развенчать философию современности. Что же в их душах вызывает такую косность мышления? За что они ненавидят себя и презирают человечество? Может, дело в зависти? Или они глумятся над теми, кто верит, потому что не способны верить сами?
Барклай подался вперед, пристально вгляделся в лицо сначала Риордану, потом мне и заговорил так, словно обращался к полумиллионной территории. Вся его огромная энергия сконцентрировалась в страстном голосе.
– Не переживайте, Джон. Вам пришлось тяжело, но вы не безнадежны. Всему виной ваше упрямство, ваше неистребимое желание одержать верх над теми, кто выше вас. Признайтесь в этом самому себе, примите свои недостатки – и вы станете выше всех людей на земле.
Риордан ухмыльнулся. Я знал, что у него сейчас в голове, – ровно то, что внушил ему Барклай. Он видел во мне несчастного, злобного, завистливого коротышку, обливающего сарказмом тех, кто превосходит его в росте. Тактика не была для меня новой. В прошлый раз Барклай использовал еще фокус с зеркалом, но теперь ему и этого не понадобилось, настолько блестящим вышло шоу. Я беспомощно трепыхался у него под ногтем. Если бы я попытался сейчас спорить, он обратил бы все мои аргументы против меня. Если бы я привел в доказательство факты, он бы убедил Риордана, что даже факты являются иллюстрацией моей зависти. Барклай представлял собой фигуру внушительную, и харизма его опиралась не только на выдающийся рост. Он верил в собственную правоту и потому ничего не боялся. Я не располагал ни оружием, способным пробить его броню, ни щитом, который укрыл бы меня от его ударов.
Таким образом, что и требовалось доказать: никто меня не травил, я поел несвежих креветок.
Зазвонил телефон и, по счастью, отвлек внимание от меня. Элеанор выбежала из спальни, однако трубку уже взял Риордан. Звонили из участка, чтобы сообщить новости из Филадельфии. Человека, угнавшего у Барклая черный купе, нашли мертвым в камере. Рядом с телом на полу валялся маленький стеклянный флакон, не обнаруженный при обыске.
Я внимательно следил за Элеанор. Ее не было в комнате, когда Риордан рассказывал об угоне автомобиля и о человеке, арестованном в Филадельфии. Поэтому новое сообщение для нее ничего не значило – до тех пор, пока не всплыло имя Джеймса Торпа.
Она словно окаменела и пристально посмотрела на отца.
– Так, значит, не терраса… – еле слышно выдохнула она.
– Терраса? – недоуменно переспросил Риордан.
– Я думала, он спрыгнул или… – Она поймала на себе взгляд Барклая и отвернулась. – Это был просто сон, но такой реальный. Но такого же не могло быть, правда? Нашли бы тело на улице… Я думала…
– Прекрати молоть чушь! – оборвал ее Барклай и обратился к Риордану: – То есть его нашли мертвым до допроса? Он ничего не сказал? Не открыл свою настоящую личность?
Риордан покачал головой.
– Так вы его знали?
Барклай достал платок с монограммой и прижал к взмокшему лбу, скрыв лицо.
– Бедный Эд, – проговорил он и высморкался. – Бедный парень. Он понял, насколько высоки ставки.
