Когда все тридцать уроков были отпечатаны и переплетены в искусственную кожу, бедняга Гомер совсем исхудал от необходимости молоть всю эту чепуху с серьезным лицом. Это был неверный подход. Грамотный рекламщик искренне восхищается качеством своего кольдкрема, ржаного хлеба и системы автоматического полива. Но у Пека не хватало на это терпения, он не имел пиетета к работе, в которую вложил столько денег, времени и собственного здоровья. И когда типографские расходы должны были вот-вот начать окупаться, Гомер Пек все бросил. Арендная плата за офис была внесена, мебель продана, и карьера Уоррена Вильсона закончилась. Пек даже не попытался продать авторские права.
Секретарша была в него влюблена. В минуты, свободные от литературного труда над рекламными буклетами и просьбами о погашении задолженности, тонкая, пылкая темноволосая девушка слагала нежные четверостишия, посвященные некоему Г.П. Они с Пеком лихо отплясывали в подпольных ночных клубах, пили коктейли из кофейных чашек, гуляли за ручку вдоль озера Мичиган, читая друг другу Эдну Сент-Винсент Миллей, Шекспира и Блейка. Девушка страстно предлагала стать его любовницей, но Пек был болен туберкулезом. Единственный поцелуй он запечатлел на ее правом ухе в день своего отъезда в аризонский санаторий. Она же, спрятав в сумочку полученные от него триста долларов, отправилась искать счастья в Гринвич-Виллидж.
Санаторий Пек нашел унылым пристанищем малограмотных ипохондриков, которые неспособны поддержать разговор, отличный от перечисления своих симптомов. Он целыми днями читал. «Интересуюсь в основном философией, историей религий и психологией, – писал он в Гринвич-Виллидж. – Я прочитал все популярные интерпретации трудов австрийских основоположников психоанализа, но даже они для обывателя слишком высоколобы. Нашим людям нужна хорошая философия для бедных, щедро замешенная на старом добром мистицизме. Нельзя недооценивать силу внушения».
Это было в тысяча девятьсот двадцать втором году – как раз когда страну охватили страсти по Куэ. «К нам поступила новая пациентка. Рассказала историю некой мадам Д. из Труа, у которой на момент знакомства с методом Куэ была чахотка в последней стадии. Восемь месяцев спустя месье Куэ получил от нее письмо, что она не только исцелилась от болезни, но еще и ждет ребенка. «Это ли не чудо, мистер Пек? – вопрошала вновь прибывшая, надеясь подарить мне, безнадежному больному, призрак надежды. – Отчего бы вам не попробовать самовнушение? Может, и вы вернете себе здоровье!» «Мадам, – ответил я, – вполне допускаю, что самовнушение избавит меня от туберкулеза. Но если при этом у меня наступит беременность – вот это действительно будет чудом»».
Тем не менее метод Куэ Пека заинтересовал. По его просьбе девушка прислала ему «Сознательное самовнушение как путь к господству над собой». Пек был поражен простотой идеи и стиля изложения. Изучив тонкую книжицу, он пришел к выводу, что именно простота и является секретом ее популярности. Исцеление с помощью веры не должно требовать напряжения ума. Природа чудес опирается на природу человека, их ожидающего. Не священный амулет, не слова молитвы, не руки священнослужителя, знахаря или врача – именно сила веры позволяет человеку исцелить себя.
Это не было научным открытием; Пек лишь усвоил для себя набор фактов, давно известных традиционной медицине. Вера исцеляла боли, которые проистекали исключительно из душевных процессов, но в восприятии пациента были настолько же реальны, как симптомы настоящих недугов. Скрытые причины таких внушенных себе же страданий изучали психоаналитики. Только, в отличие от мудрецов, исцеляющих верой, эту братию составляли сплошные педанты, которым надо было вечно проверять и перепроверять результаты. Они изучали страдающую душу как жидкость в пробирке и нередко мучили пациентов, извлекая на свет тщательно запрятанные воспоминания, для охраны которых подсознание и возводило стены из боли и физических недомоганий. Словом, такое лечение годилось лишь для обладателей недюжинного ума и бездонного кошелька. Но хуже всего было другое: психоаналитики так препарировали чудо, что оно теряло свою чудесную природу, и это отпугивало даже самых несчастных из страдальцев.
Захудалая лечебница стала для Гомера Пека лучшей лабораторией для исследования своей новой идеи. Там принимали не только чахоточных – сюда мог устроиться кто угодно, лишь бы родственники исправно перечисляли ежемесячную плату. Были женщины, которые предпочли больничную койку супружескому ложу. Были мужчины, не выдержавшие конкурентной борьбы в мире, где самый страшный грех – это неумение делать деньги. Были те, кого тайно влекло к удовольствиям, не одобряемым семьей и окружающими.
Чем больше Пек изучал всех этих людей, тем сильнее проникался к ним симпатией. От былого снобизма не осталось и следа. Он с интересом отмечал их предрассудки по поводу своих болезней, задавал вопросы и получал шокирующие ответы о родителях, женах, мужьях, начальниках и сексуальных партнерах. Результаты своих изысканий он аккуратно записывал. Будь его намерения благородны, он мог бы внести серьезный вклад в изучение природы неврозов. Но Пек был не медик, он был рекламщик и не менее адептов Уоррена Дж. Вильсона испытывал тягу к большим деньгам. Именно в таком духе он и начал писать свою книгу.
«В какой-то мере, – писал он в Гринвич-Виллидж, – она объединит в себе достоинства инструкции к «Либерте» с динамикой уроков Вильсона, однако появится и кое-что новое: страждущим будет предложено отыскать корни своих недугов в глубинах собственной памяти. По сути, выйдет исповедь в форме дружеской беседы, только без каталога грехов и соответствующих им казней. Я назову книгу «Признание и внушение». В ней будет мантра, которую пациенты – или последователи – должны повторять для достижения эффекта самогипноза. Пока не знаю, сколько им назначить повторений – десять или двадцать. По-хорошему, надо бы выбрать какую-то мистически значимую цифру. Повторение мантры станет первым шагом. Второй будет интереснее – я намерен скрестить самовнушение с психоанализом. Пациент ложится на кушетку, гипнотизирует себя мантрой, закрывает глаза и начинает вслух говорить все, что приходит ему в голову, – без стыда, без стеснения, стараясь найти корень гнетущей его вины. Неважно, обнаружит ли он этот корень на самом деле – скорее всего, нет. Лишь бы он внушил себе, что исцелен. Вера – это магический амулет, волшебный камень, мерило всего. Вот только не решил, какой псевдоним себе взять. Кто пойдет за мессией по имени Гомер Пек? Есть у тебя предложения? Автор должен сохранять инкогнито, никто не должен знать, что себя он исцелить не смог».
В декабре тысяча девятьсот двадцать третьего книга была закончена. Первой ее прочла девушка в Гринвич-Виллидж. Прочла и не поверила, что кто-то воспримет эту чушь всерьез. Все же перечить смертельно больному она не могла. Она послала рукопись в три издательства – и все три ее немедленно отвергли. Знакомая дама, литературный агент, отказалась даже пачкать руки о подобную дрянь.
Пока девушка грызла ногти и кончик карандаша, придумывая, как бы помягче сообщить печальные вести, Гомер Пек прислал телеграмму примерно следующего содержания:
«ХОРОШАЯ НОВОСТЬ ТЧК В АРИЗОНЕ СЛУЧИЛОСЬ ЧУДО ТЧК МЕТОД РАБОТАЕТ ТЧК СООБЩИ ИЗДАТЕЛЯМ ЧТО Я ТРЕБУЮ НЕ МЕНЬШЕ ПЯТНАДЦАТИ ПРОЦЕНТОВ ТЧК ПОЧЕМУ НЕ ПИШЕШЬ ТЧК СКОРО РАЗБОГАТЕЕМ ЛЮБОВЬ МОЯ ТЧК ГОМЕР»
