Это была одна из дюжины роз, которые преподнес ей их новый сосед Бен Чейни.
– Вы слишком добры ко мне, – сказала Беделия, протягивая Бену обе руки и улыбаясь, чтобы подчеркнуть ямочки на щеках. – Не боитесь испортить меня своим вниманием?
– Испортить вас? Это невозможно! – воскликнул Бен.
Чарли и Бен обменялись рукопожатиями.
– С Рождеством.
– Что будете пить? Хотите яичного коктейля?
– Ах, Чарли, – сказала Беделия, – ты же знаешь про отношения Бена с яблочным ликером.
Мужчины рассмеялись. Замечание Беделии о Бене и яблочном ликере прозвучало так, словно речь шла о многолетней любовной связи. Пока Чарли наполнял бокал Бена, Беделия предложила гостю канапе. Он выбрал с сырной пастой.
– О, да это горгонзола! – не без удовольствия заметил Бен. – Вот теперь я уверен: вы обо мне думали.
– Она обо всех подумала, – хвастливо воскликнул Чарли.
К шести часам вечера гости уже насытились всем: закусками и напитками, поздравлениями и пожеланиями, сплетнями и, что особо увлекало женщин, разглядыванием праздничных нарядов. Беделия предложила открыть подарки. Для нее это было кульминацией праздника, и в ожидании столь важного момента она напоминала возбужденного нетерпеливого ребенка.
– Все уже собрались, кроме Эллен. Если она не может обойтись без опозданий, не понимаю, почему остальные гости должны ее ждать.
– Наверное, она задержалась в офисе.
– В Рождество?
– Газеты выходят и в Рождество, знаешь ли…
Беделия оглядела гостей, пытаясь угадать их настроение.
– Хорошо, дорогой, – согласилась она, – подождем еще чуть-чуть.
Услышав это, доктор Мейерс сказал:
– Если и для меня под елкой найдется подарок, я лучше заберу его прямо сейчас. У меня сегодня дежурство в больнице, а мне сначала еще надо отвезти мамочку домой.
– Ну ты и скажешь, папочка! – игриво возразила его жена. – С чего ты взял, что кто-то собирается дарить подарки на Рождество такому старику, как ты?
Беделия бросила в сторону Чарли полный нетерпения взгляд. Заметив, как ей хочется открыть подарки, он сдался, словно отец, привыкший потакать капризам детей.
– Первым делом откроем твой, Беделия.
– Это было бы несправедливо. Ведь я хозяйка, мой должен быть последним.
Судья Беннет предложил открывать подарки по очереди. Сначала гость, затем Беделия, потом снова гость. Все проголосовали за то, чтобы роль Санта-Клауса, который будет зачитывать вслух надписи на ярлыках и раздавать подарки, исполнял Чарли. Его это предложение смутило. Полностью лишенный какой бы то ни было склонности к актерству, Чарли поначалу почувствовал себя не в своей тарелке. Но, увидев, что друзья проявляют куда больший интерес к самим подаркам, нежели к его игре, он успокоился и даже слегка оживился.
Щедрость Беделии поразила всех. Эти люди не привыкли к расточительству. Даже самых богатых из них, тех, чьи сейфы были забиты акциями железнодорожной компании «Нью-Йорк, Нью-Хейвен и Хартфорд», в свое время приучили быть в рождественское утро благодарными за апельсин, пару варежек, носок, наполненный леденцами, экземпляр Библии или «Эссе» Эмерсона. Конечно, каждый тоже принес какую-нибудь мелочь, чтобы отблагодарить хозяйку дома за рождественский прием. Однако ничто не могло сравниться с подарками, которые приготовила для гостей Беделия, причем не только для друзей мужа, но и отдельно для их жен. Какие же это были роскошные вещицы! Все из нью-йоркских магазинов! Шелковые кисеты, портсигары с монограммами, медные пепельницы, чернильницы и пресс-папье на кованой латунной подставке, чашки в кожаных футлярах.
Миссис Беннет, подарившая хозяйке дома три хлопчатобумажные прихватки, купленные в августе на благотворительной церковной ярмарке и специально отложенные к празднику, подсчитала стоимость щедрот Беделии.
– Боюсь, нам нечем ответить на великодушие вашей жены, Чарли. Не в наших привычках выставлять напоказ материальное благополучие, как это делают люди с Запада.
Однако в поведении Беделии не было ничего «показного». Она в равной степени любила как получать подарки, так и дарить их другим. Будучи обычно очень аккуратной, сейчас она нетерпеливо разорвала обертки и побросала бумагу и ленты на пол. Каждый подарок казался ей великолепным, каждый даритель – на редкость щедрым. И все-таки в ее бурных восторгах Чарли виделся некоторый пафос: она вела себя словно сирота, принятая в добросердечную семью, словно маленькая уличная торговка спичками, неожиданно попавшая в магазин дорогих игрушек.
Когда Чарли подал Беделии коробку, перевязанную золотыми ленточками, глаза Люси Джонсон заблестели. Под бумажной оберткой оказалась шкатулка с изображением японских иероглифов.
– «Вантинс», – громко прошептала миссис Беннет.
Несколько женщин кивнули в знак согласия. Они тоже узнали шкатулку и теперь терялись в догадках, с чего бы это Люси вдруг поехала в Нью-Йорк за подарком Хорстам на Рождество.
Беделия приподняла подарок, чтобы продемонстрировать его гостям. На эбеновой доске сидели три обезьянки. Одна заслоняла себе лапками глаза, вторая прикрывала уши, а третья – пасть. Судья посмотрел на Уэллса Джонсона поверх очков.
– Ах, спасибо! Это именно то, что я хотела. – Беделия поцеловала Люси Джонсон.
Миссис Беннет что-то зашептала на ухо мужу. Судья все так же, поверх очков, бросил взгляд в сторону Уэллса Джонсона. С железной дороги донесся свисток поворачивающего экспресса из Данбери. Мужчины достали часы и проверили время.
Люси продолжала болтать. Она купила трех обезьянок из слоновой кости, потому что они напомнили ей Чарли.
– Меня?
– Не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нем. Ну разве это не наш Чарли? Такая у него натура. Я говорила Уэллсу, что из всех знакомых мне мужчин Чарли обладает самым сильным характером.
Уэллс Джонсон придвинулся к судье Беннету. Прикрыв рот рукой, он прошептал:
– Я хотел выразить Чарли свою признательность. Благодаря ему у меня в этом году было много работы.
– Конечно, со всей этой перестройкой дома, – сказал судья, который владел закладной на дом Джонсонов и считал, что они обязаны объяснить ему причины своей расточительности.
– Я вам больше скажу… – намекнул Уэллс.
Глаза судьи за стеклами очков в золотой оправе загорелись от любопытства. Но Уэллс хранил свою тайну, словно деньги в банке. Когда судья начал проявлять нетерпение, Уэллс сказал:
– Сейчас не могу говорить. Чарли не нравится, когда об этом упоминают в присутствии его жены. Она очень чувствительна.
Судья фыркнул.
– Не будь у него страховки, вот тогда у нее была бы причина проявлять чувствительность.
Беделия повернулась к ним с улыбкой, и оба застенчиво улыбнулись в ответ. Она отличалась от всех присутствующих в комнате женщин и на их фоне выглядела словно актриса или иностранка. В ней не было привычной простоты. Несмотря на свойственную ей живость, супруга Чарли была более мягкой и утонченной, нежели любой из гостей. Она меньше говорила, больше улыбалась, ко всем относилась с равной доброжелательностью, но близко к себе не подпускала.
