Чарли мучило беспокойство. Когда раздался звонок в дверь, он не стал дожидаться Мэри и поспешил открыть сам.
На крыльце стояли две женщины. Одна протянула ему руку и сказала:
– С Рождеством, Чарли.
Другая радостно взвизгнула и крепко обняла его.
Чарли хотел подать руку Эллен Уокер, но столь бурное проявление чувств ее подруги помешало ему. Эллен безвольно опустила руку и последовала за Чарли и Эбби Хоффман в прихожую.
– Вот это сюрприз! – сказал Чарли Эбби.
– Ах ты, старый притворщик, ты же знал, что я приду!
– Конечно, знал, – вставила Эллен. – Я еще несколько недель назад говорила ему, что ты проведешь праздники со мной.
– Я помню, – сказал Чарли.
Эбби поцеловала Чарли в щеку.
– Ты совсем про меня забыл, лгунишка!
Он провел женщин в гостевую спальню на первом этаже. Эллен Уокер сняла шляпу, но даже не взглянула на себя в зеркало. Осенью она купила новое пальто, которое никому не понравилось. Слишком неженственное – таков был всеобщий приговор. Лет тридцать назад рослая, но тонкокостная и пропорционально сложенная Эллен считалась бы красавицей, но мода на женские фигуры меняется так же стремительно, как на одежду. Дева Берн-Джонса уступила место девушке Гибсона
[37], и лицо Эллен теперь находили чересчур длинным, голову – слишком вытянутой и узкой, а уложенные венцом светло-каштановые косы – абсурдными и вышедшими из моды. В ее внешности не было ничего запоминающегося или необычного. На незнакомых людей она производила впечатление весьма спокойной и исключительно порядочной особы.
Эбби, напротив, была одета столь броско, что ее лицо смотрелось как еще один аксессуар. Чарли подумал, что она выглядит как рисунок в журнале мод: шикарно, но одномерно. Муфта из меха рыси была размером с саквояж, а шляпка так перегружена перьями, что от одного взгляда на нее у Чарли заныла шея. К черной сетчатой шемизетке Эбби приколола столь экстравагантную брошь, что с первого взгляда становилось ясно: брильянты на ней ненастоящие.
– Приходите в гостиную, когда закончите прихорашиваться, – сказал Чарли и отправился на поиски жены.
Беделия поджидала его в коридоре.
– Мы совсем забыли про Эбби, – прошептала она.
– Это моя вина. Я должен был напомнить тебе, что она придет.
– Нет, дорогой, не стоит винить себя. Тебе приходится держать в голове столько важных вещей. Но мы не можем оставить Эбби без подарка. Вспомни, что она подарила нам на свадьбу и как принимала нас в Нью-Йорке.
Эбби Хоффман была двоюродной сестрой Чарли. В девичестве ее звали мисс Филбрик, мать Чарли приходилась ей тетушкой. Когда Чарли привез Беделию из Колорадо, именно Эбби приветствовала молодую жену от лица всей семьи. Она встретила их поезд на платформе, а потом угостила дорогим обедом в отеле «Уолдорф-Астория».
– Ну, можно сказать ей, что ты заказала подарок, но его еще не доставили, – предложил Чарли.
– Ни в коем случае. Под елкой непременно должно быть что-то для Эбби. Твоя кузина не должна чувствовать себя обделенной.
Девушки вышли из гостевой спальни. Эбби поцеловала Беделию, а Эллен протянула супруге Чарли руку. Эбби не стала снимать шляпку, словно явилась на официальный прием в нью-йоркском особняке.
– Жеманная кокетка, – пробормотал Чарли, вспомнив, как называла Эбби его мать.
Он отправился в кухню, чтобы сделать еще напитки, а Беделия тем временем провела девушек в гостиную. Большинство присутствующих хорошо знали Эбби: она родилась в миле от этого дома и жила в городе до тех пор, пока не вышла замуж. Именно поэтому Чарли не мог простить ей, что она появилась в гостиной в этой ужасной шляпе с перьями.
Из гостиной донеслись смех и оживленные возгласы. Чарли прислушался, и его передернуло. Насыпая в яичный коктейль порошок из мускатного ореха, он в который раз порадовался тому, что в его жене нет ни капли жеманства.
Дверь распахнулась.
– Лучше налейте в миску, Чарли. Мужчины в основном уже готовы к добавке. И еще два горячих грога, – сообщил Бен Чейни. – Помощь не нужна?
Оторвав взгляд от тазика для мытья посуды, Мэри уставилась на Бена. Он был невысок, но мускулист и ладно сложен. На фоне окрашенных в серый цвет кухонных стен его кожа казалась почти смуглой, а в пышных, вьющихся, как у поэта, волосах поблескивали рыжие искорки. Глаза светились от любопытства. Внезапно, хотя, казалось, момент был не самым подходящим, Чарли пришла в голову идея, что подарить Эбби на Рождество.
– Возьмите-ка вот это, ладно? – Он вручил Бену поднос. – И передайте моей жене, что я хочу ее видеть. Я буду наверху.
Мэри вздохнула, когда Бен вышел, держа поднос так, словно на нем стояла не миска с пуншем, а покоилась голова поверженного врага. Чарли поднялся наверх и дожидался Беделию в передней спальне.
Она появилась не сразу, и он коротал время, разглядывая свое отражение в трюмо. Наклон зеркала искажал его облик, голова казалась слишком большой, тело слишком длинным, ноги слишком короткими. Абсурд! Чарли был из породы тех долговязых, длинноногих мужчин, которым ни при каких обстоятельствах не грозит лишний вес. У него были тонкие, но невыразительные черты лица и слишком блеклый окрас, чтобы он мог считаться красивым. Чарли невольно сравнил свою нежную бледность с суровой смуглостью Бена Чейни и с сожалением провел рукой по редеющим волосам.
Беделия тихо вошла в комнату и встала рядом с Чарли. Ее макушка едва доставала до его носа. Брак еще не успел им наскучить, и им нравилось смотреть на себя как на семейную пару. Вдруг лицо Беделии исказилось, приобрело какое-то болезненное выражение, и она поспешила выпрямить трюмо.
– Чарли, в этом зеркале ты выглядишь просто ужасно. Не могу смотреть, во что оно превращает твои красивые длинные ноги! Делает их короткими и такими странными…
Тяжело дыша, Чарли заключил ее в объятия и прижал к груди. Взгляд его затуманился. Беделия легонько ударила его по щеке.
– Ты забыл, что внизу нас ждут гости?
Сгустились сумерки. Беделия подошла к окну, глядя куда-то вдаль, в полумрак.
– На прошлое Рождество… – пробормотала она и стиснула руками занавески в цветочек. – На прошлое Рождество… – глухим голосом повторила она.
– В Новом Орлеане?
– Мы собрали букет темно-красных роз и поставили его на стол. Мы завтракали на балконе.
– Ты жалеешь о том, что ты здесь, Бидди?
Когда она не улыбалась, ее маленький, совершенной формы рот выглядел кукольным. Временами Чарли не мог отделаться от мысли, что он вообще ничего не знает о своей жене. Все, что она рассказала ему о детстве и своем первом браке, казалось нереальным, будто история, прочитанная в книжке. Когда она пересказывала ему разговоры, которые вела с теми, кого когда-то знала, у Чарли перед глазами возникали напечатанные диалоги с правильно расставленными знаками препинания. В такие моменты он чувствовал, что она так же далека от него, как героиня романа, женщина, о которой он может мечтать, но которой не может коснуться.
