– Да я ничего особого не планировала.
Он взмахнул рукой, пресекая все ее возражения.
– Я знаю, вы предпочли бы провести этот день с друзьями. А поскольку мне больше не нужна сиделка, позвольте мне выразить благодарность и заплатить вам за следующие два дня. А сегодня возьмите выходной.
Беделия не позволила себе улыбнуться, но на кремовых щеках заиграли ямочки.
– Мы вызовем экипаж из «МакГинесс», и вас отвезут в город.
Мисс Гордон не сдавалась:
– Разве моя работа вас не устраивает, мистер Хорст?
– Вполне устраивает, мисс Гордон. Но я уже совсем поправился, и мне больше не требуется помощь сиделки.
– Об этом надо будет спросить доктора Мейерса. Он единственный, от кого я вправе получать указания.
– Я не стану его спрашивать, я просто поставлю его в известность.
Нижнюю половину лица Беделии скрывала кофейная чашка, но темные глаза явно одобряли бунт Чарли. Чувствуя себя человеком, облеченным властью, он поспешил к телефону.
К его немалому удивлению, доктор Мейерс охотно согласился с тем, что Чарли больше не нужна сиделка. Пока мисс Гордон собирала вещи, Чарли и Беделия обнялись. Через сорок минут сиделку увез наемный экипаж из «МакГинесс», и Хорсты наконец остались одни. Мэри тоже взяла выходной. Ее молодой человек, Хен Блэкман, приехал из Реддинга в коляске отца, и Мэри, одолжив у Беделии шляпку и пару лайковых перчаток, радостно упорхнула на свидание.
– Надеюсь, она успеет вернуться вовремя, – сказал Чарли, наблюдая за тем, как коляска выезжает с подъездной дорожки на главную магистраль.
– Вовремя для чего, дорогой?
– Похоже, сегодня будет сильный снегопад.
Беделия едва заметно кивнула. Она отошла к этажерке, чтобы исправить хаос, образовавшийся после того, как Мэри вытерла там пыль. Этот ритуал повторялся ежедневно: стоило служанке повернуться спиной, как Беделия начинала по-своему расставлять безделушки. Чарли снисходительно наблюдал за ней. Он мог предсказать каждое ее движение. Беделия так любила всяческие мелкие украшения, что ей было больно видеть табакерки, миниатюрную мебель, фигурки зверей, вырезанные из слоновой кости, и статуэтки не на своем месте.
Бен Чейни и доктор Мейерс приехали из разных мест почти одновременно. Все принялись пожимать друг другу руки и высказывать новогодние пожелания.
– Я пришел за своей спутницей, – сказал Бен.
– Сегодня я не смогу поехать с вами, Бен. Мисс Гордон уехала. Я не хочу оставлять Чарли одного.
– Значит, мисс Гордон уехала? – переспросил Бен.
Доктор бросил на Бена любопытный взгляд, затем повернулся к Беделии.
– Поезжайте, миссис Хорст. Ожидается сильная метель, и, боюсь, это ваш последний шанс подышать воздухом на ближайшие несколько дней.
Они долго пререкались, прежде чем наконец убедили Беделию оставить мужа. Доктору пришлось едва не в приказном порядке заставить ее отправиться на прогулку.
Как только они с Беном уехали, Чарли сложил руки на груди, посмотрел на доктора и сказал:
– Я хочу знать, что вы имели в виду в прошлый раз.
– Забудьте об этом, Чарли.
– Что значит «забудьте об этом, Чарли»? Что вы пытались сделать, разыграть меня?
– Выбросьте это из головы. Я получил заключение из лаборатории. Разумеется, я бы предпочел анализ первоначальных экскрементов, но она все убрала до моего прихода. Однако я уверен, что будь там какой-либо токсин, он обнаружился бы в тех образцах, которые я отправил в лабораторию.
– Все равно я вас не понимаю. Что вы искали? Яд?
Слово повисло в воздухе. Однако, произнеся его, Чарли почувствовал некоторое облегчение.
– Выкурите сигару, Чарли? – Доктор предложил ему пару завернутых в фольгу цилиндрических предметов. – Рождественский подарок от пациента. С такой семьей, как у меня, нечасто выдается возможность покурить «корона коронас». – Прежде чем заговорить снова, доктор срезал кончик, зажег сигару и с наслаждением сделал первую затяжку. – Признаюсь, меня озадачили ваши симптомы, Чарли. Я не мог понять причину столь внезапного приступа. Вернувшись в то утро домой, я обговорил это со своим старшим сыном – никто не ставит диагнозы так смело, как студент-медик, – и решил не рисковать.
– Но у меня все это время была диспепсия.
Доктор вздохнул и ничего не ответил.
– Не в ваших правилах пугать пациентов, – сказал Чарли. – Честно говоря, я не понимаю ваших действий.
Доктор продолжал молчать. Спустя какое-то время он сказал:
– Иногда мне кажется, что моя жена страдает старческим слабоумием. Ей нравятся эти анимационные картинки, которые становятся так популярны среди детей, и она часто таскает меня в город, чтобы посмотреть их. – Он слегка вздрогнул. – Вне всякого сомнения, это модное развлечение повредило и мой разум.
Чарли резко встал.
– Почему вы обманываете меня, доктор?
– Не кричите. У меня превосходный слух.
– Прошу прощения. Но я настаиваю, чтобы вы рассказали мне правду.
– Разве вы не рады, что все это оказалось только результатом чрезмерно богатого воображения старика?
– Если это всего лишь ваши фантазии, зачем вы мне об этом сказали? Я думаю, вы бы попытались сделать так, чтобы я не волновался.
– Я счел своим долгом предупредить вас на случай, если бы мои предчувствия оправдались. Если бы опасность действительно существовала, а я не сумел бы предупредить вас, то это было бы на моей совести.
– Возможно, вы не осознаете всей тяжести обвинений, выдвинутых вами против невиновного человека.
– Я не выдвигал никаких обвинений.
– Вы намекнули, что мне дава… – Чарли откашлялся, – давала яд моя… – Он не мог продолжать.
– Меня, право, удивляет ваша реакция. Можно подумать, я сегодня сообщил вам плохие новости. Должен признаться, я почувствовал облегчение, когда узнал, что у вас просто острое несварение. Прошу прощения, если причинил вам беспокойство.
Чарли рухнул в кресло. Глаза наполнились слезами. Доктор тактично отвернулся и отошел к эркеру. Падал снег, но клочковатые снежинки опускались так медленно, что, казалось, висели в воздухе. Пейзаж наскучил доктору Мейерсу, и он отодвинулся от окна. Заметив, что к Чарли все еще не вернулось самообладание, он сосредоточил свое внимание на противоположном углу комнаты. Там стояла этажерка с абсурдной коллекцией золотых, фарфоровых и эмалированных безделушек, мелочей из слоновой кости. Доктор Мейерс никогда не понимал этого странного пристрастия взрослых женщин к подобным безделушкам. Одна скульптурная группа привлекла его внимание своей особенной бессмысленностью. Это были статуэтки из ажурного дрезденского фарфора. Маркиз в камзоле цвета спелой сливы протягивал бледные руки в сторону дамы, чьи отороченные кружевом юбки развевались над креслом, расписанным позолоченными арабесками и розовыми бутонами. Рассматривая статуэтки, доктор услышал, как автомобиль Бена подъехал к дому и остановился у двери. Он тут же с виноватым видом поставил безделушку на прежнее место, вспомнив, в какое негодование приходит его собственная жена, если кто-то осмелится нарушить порядок на ее полках.
